«Коммерсантъ» от 10.07.2024
Вызовы и возможности для России
С 8 по 11 июля в Екатеринбурге проходит Международная промышленная выставка «Иннопром-2024». Одна из главных тем деловой ее программы названа «Технологическое партнерство: формируя образ будущего». Чтобы сформировать образ будущего, очевидно, что сегодня важно правильно понять и оценить настоящее. А это не так просто, как кажется на первый взгляд.
Есть старая американская шутка: «О чем бы с вами ни говорили, знайте, что в конечном счете речь идет о деньгах». Эту шутку обязательно надо помнить, рассуждая об антироссийских (антииранских, антикитайских, антивенесуэльских и пр.) санкциях, а также о процессах фрагментации глобальной экономики и формировании в мире обособленных торгово-экономических зон.
Когда гегемоны мировой экономики и зависимые от них более мелкие государства вводят санкции против стран-конкурентов, они произносят много слов про международное право, демократию, права человека и другие чисто политические понятия. Довольно часто поводы для обсуждения этих политических сюжетов действительно имеются. Но если посмотреть на конкретные санкционные действия и их реальные результаты, то сразу закрадываются большие сомнения в том, что происходящие события — это борьба именно за политические принципы. Во-первых, страны, объявляющие санкции, сами далеко не безгрешны с точки зрения нарушений норм демократии и международного права. Во-вторых, введение санкций обычно приводит к значимым переменам на международных рынках. А главными экономическими бенефициарами этих изменений, как правило, становятся страны, объявившие санкции.
Частичный запрет на импорт нефти и газа из России в Европу привел к тому, что высвободившиеся ниши этих очень привлекательных рынков захватили активные участники санкционной кампании — США и Норвегия. Заморозка российских финансовых активов, размещенных за рубежом, привела к тому, что западные страны, объявившие санкции, пытаются распоряжаться огромными доходами от этих активов как своими собственными и даже ищут способы полной конфискации этого колоссального имущества в свою пользу.
Санкции против Ирана и Венесуэлы в свое время привели к перераспределению доходов от экспортных поставок нефти и газа в пользу дружественных на тот момент Америке арабских стран и той же Норвегии.
Цена вопроса во всех этих случаях составляла десятки и сотни миллиардов долларов в год. Игра с введением санкций точно стоила свеч. По крайней мере, с точки зрения транснациональных корпораций и связанных с ними государственных элит западных стран.
Что касается процессов фрагментации глобальной экономики, идущих на смену длительному периоду экономической глобализации, то эта история не нова и тоже связана с борьбой за очень большие доходы.
Чередование экономических подходов на основе протекционизма и свободы международной торговли происходит очень давно. Причем одна и та же страна в разные периоды времени может то жестко защищать внутренние рынки, то горячо поддерживать свободную торговлю.
В частности, идеи по искусственному сдерживанию импорта и поощрению экспорта начали внедряться в экономическую политику европейских стран еще в XV–XVI веках. Идеи были названы меркантилизмом и имели своей целью увеличение национального богатства за счет накопления золота и материальных активов внутри страны, а также развитие собственных производственных мощностей и обеспечение национальной безопасности. Особенно активно протекционистские идеи меркантилизма применялись в тогдашних Англии и Франции.
Позднее, в XVIII–XIX веках, когда Англия, Франция, Голландия вырвались вперед по уровню экономического развития, а внутренние рынки стали для них тесны, бурное развитие получили идеи о снятии ограничений для внешней торговли, отрицавшие необходимость меркантилизма. Пушкинские строки о занятиях Евгения Онегина, который читал Адама Смита и «умел судить о том, как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет», как раз про переход передовых европейских стран того времени от меркантилизма к свободной торговле.
Свобода торговли в новых условиях обеспечивала большие дополнительные доходы развитым странам, поскольку производители из этих стран были более конкурентоспособны, поставляя на внешние рынки более дешевую и более качественную продукцию, продукцию, которая в бедных странах не производилась вовсе. При этом политика свободной торговли ускоряла и рост мировой экономики в целом, так как позволяла использовать эффекты от международного разделения труда, конкурентных преимуществ отдельных стран, масштаба (экспортеры создавали крупные мощности, которые давали возможность снижать удельные производственные издержки). Менее развитые страны также извлекали выгоды от свободной торговли, получая доступ к более современной и часто более дешевой продукции, а также к более высоким технологиям.
Но в XIX веке менее развитые страны столкнулись с некоторыми весьма неприятными обстоятельствами, которые влекла за собой свободная международная торговля. Во-первых, выяснилось, что в таких условиях трудно сокращать отставание в экономическом развитии. При неограниченной конкуренции слабые национальные производители проигрывают борьбу более мощным и продвинутым иностранцам, теряя не только внешние, но и внутренние рынки. Во-вторых, свободный трансграничный переток товаров и денег часто приводит к утечке капитала из без того небогатых государств, так как хозяевам этих денег гораздо удобнее пользоваться ими в развитых странах с более комфортной жизнью (вспомним многочисленные сюжеты из нашей классической литературы про визиты русской знати в Европу). В-третьих, сильные страны нередко начинают навязывать слабым свои правила игры в экономике через предоставление дорогих займов, зависимость от запасных частей к ранее поставленному оборудованию, через привязку к иностранным стандартам и т. д. В-четвертых, в условиях свободной торговли явно страдает национальная безопасность. Если страна закупает много вооружений и боеприпасов, пусть и более качественных, у потенциального противника, в случае войны она быстро начинает терять боеспособность.
Как следствие, такие государства, как Германия, Россия, США, которые в XIX веке стремились наверстать свое отставание от стран-лидеров, в своей экономической политике часто использовали протекционизм. Недавние главные апологеты свободной торговли и глобализации — Соединенные Штаты Америки вплоть до середины XX века были одним из основных оплотов протекционизма. Потому что в ту эпоху такая политика была более выгодна для этой страны.
Таким образом, нынешнее замедление процессов глобализации и появление явных признаков фрагментации мировой экономики — это всего лишь продолжение многовековых циклических процессов. Процессов, обусловленных поиском наилучших способов зарабатывания очень больших денег.
Желание скорректировать процессы глобализации, а то и вовсе откатить их назад сегодня возникает у самых разных стран. Многие развивающиеся страны не очень хорошо относятся к глобализации, так как давно заметили, что свободная торговля и свободный переток капитала не решают их ключевые социально-экономические проблемы и что их отставание от развитых стран по-прежнему велико. Их очень смущает и то обстоятельство, что в рамках монополизированной глобальной финансовой системы почти любое суверенное государство может легко лишиться своих золотовалютных резервов и прочих активов просто потому, что у него возникли серьезные разногласия со странами-гегемонами.
Однако и многим развитым странам Запада экономическая глобализация в последнее время нравится гораздо меньше. Они осознали, что все более существенная часть выгод от свободной торговли достается не им, а новым экономическим лидерам из числа бывших стран третьего мира, и прежде всего Китаю. Также страны Запада очень раздражены тем, что свободная торговля сырьевыми ресурсами позволяет богатеть России, Ирану, Венесуэле и другим странам, которые упорно пытаются поменять правила игры в глобальной экономике и перераспределить часть финансовой ренты в свою пользу. В результате западные страны сами начали ограничивать свободную торговлю, и прикрытые политическими лозунгами санкции — лишь часть этого процесса.
Россия в период с 1992 по 2014 год стремилась полностью вписаться в процессы экономической глобализации, мало принимая во внимание сопутствующие риски, не обращала особого внимания на то, что западные партнеры рассматривали страну почти исключительно как поставщика дешевой энергии и сырья. Как только российские производители пытались зайти на западные рынки продукции высоких переделов, против них под тем или иным предлогом вводились заградительные пошлины и прочие барьеры.
Следствием наших честных, но несколько наивных попыток стать равноправными партнерами западных стран стало усугубление структурных проблем российской экономики. Самой острой из этих проблем стала деградация целого ряда ключевых отраслей и высокотехнологичных производств. До поры до времени это не особенно смущало российских сторонников глобализации, которые надеялись закупать недостающую высокотехнологичную продукцию в развитых странах, потратив на нее выручку от экспорта сырья и энергоресурсов. Но России и до обострения геополитической ситуации никто не рвался обеспечивать доступ к технологиям последних поколений, а после 2014 года доступ западные страны стали блокировать открыто.
Итогом такого развития событий стала высокая, а в некоторых случаях — крайне высокая зависимость российской экономики от зарубежной техники и высоких технологий. Так, по экспертным оценкам, в различных подотраслях нашего топливно-энергетического комплекса, обеспечивающего большую долю налоговых доходов российского бюджета, доля импортных машин и оборудования составляет от 30% до 70%. Высока зависимость от импортной продукции и в других отраслях. В частности, еще один быстрорастущий российский экспортный сектор — сельское хозяйство — закупает за рубежом примерно 40% необходимой техники и свыше половины семян по целому ряду важнейших культур, в том числе свыше 90% семян картофеля и сахарной свеклы. В современной России трудно найти отрасль, которая не нуждалась бы в масштабных зарубежных поставках техники, комплектующих к ранее приобретенному оборудованию, расходных материалов, сырья и т. д. Есть отрасли, где зависимость от импорта превышает 90%,— это, например, дорожно-строительная отрасль, станкостроение и микроэлектроника.
Такая зависимость создает для отечественной экономики крайне серьезные долгоиграющие проблемы. Во-первых, Россия вынуждена выплачивать иностранным производителям высокотехнологичной продукции весьма высокую ренту. Это происходит из-за того, что конкуренция на высокотехнологичных рынках зачастую не очень сильна, а предложение ограниченно. Это позволяет производителям такой продукции поднимать цены намного выше уровня своих издержек и иметь рентабельность выше средней по рынку. В условиях антироссийских санкций размер ренты, уплачиваемой иностранным поставщикам, становится еще выше.
Во-вторых, зависимость от импорта крайне затрудняет формирование замкнутых внутри страны технологических цепочек создания конечной продукции. А ведь есть виды продукции, например оборонной и фармацевтической, которые мы при любых обстоятельствах должны уметь производить сами.
В-третьих, недружественные страны, поставлявшие нам ключевую продукцию, никогда не были заинтересованы в том, чтобы Россия полностью преодолела технологический разрыв и стала на равных конкурировать на внутреннем и внешнем рынках. Поэтому нам все равно никогда не передавали в прошлом и не передадут в будущем доступа к передовым технологическим решениям. Даже за большие деньги. Чтобы наше технологическое и экономическое отставание сохранялось.
В этих обстоятельствах у нас есть два основных направления действий. Первое — выстраивание полноценной экономической и технологической кооперации с дружественными и нейтральными странами вне контура западного влияния. Второе — полноценное восстановление внутренних кооперационных цепочек по созданию ключевой высокотехнологичной продукции.
В первом случае потребуется создание торгово-экономической зоны, во многом обособленной от остальной глобальной экономики. Это вовсе не означает, что надо рвать экономические связи со странами за пределами этой зоны, но надо всегда быть готовыми к тому, что связи готовы будут разорвать наши оппоненты. Чтобы обеспечить полноценное функционирование такой зоны, надо иметь независимую систему финансовых взаиморасчетов, независимую инфраструктуру для обеспечения транспортно-торговой деятельности и, возможно, альтернативную расчетную денежную единицу.
С одной стороны, создание обособленной торгово-экономической зоны приведет к потере некоторых преимуществ, порожденных глобализацией, и может повысить трансакционные издержки участвующих в этой зоне стран и корпораций, особенно на первом этапе. С другой стороны, это поможет многократно уменьшить риски, связанные с внезапным объявлением санкций, незаконным изъятием национальных активов и созданием внешних препятствий для внутреннего развития стран, которые по тем или иным причинам не нравятся гегемонам глобальной экономики. Откачивание финансовой ренты в пользу западных стран также должно значительно уменьшиться в масштабах, что во многом компенсирует потери от роста трансакционных издержек.
Уже сейчас в формировании подобной торгово-экономической зоны готовы участвовать такие страны, как Иран, Белоруссия, Куба, Венесуэла, Северная Корея и ряд других. Многие из этих стран уже сейчас обладают большими экономиками, готовы покупать значительные объемы российской продукции и умеют производить целый ряд видов нужной нам продукции, в том числе весьма высокого технологического уровня.
Думается, что и страны БРИКС будут весьма лояльно относиться к формированию этого альтернативного полюса мировой экономики, особенно если он будет быстро развиваться и решит проблемы с созданием собственных институциональных механизмов и инфраструктуры. А быстро выходящие на лидерские позиции страны БРИКС — это уже совершенно другой масштаб рынков и уровень технологического взаимодействия. Там, скорее всего, мы найдем практически все, что нам надо.
Но при этом надо учитывать, что даже дружественные страны гораздо охотнее сотрудничают с теми, кто сам умеет производить много и хорошо. Поэтому второе обязательное направление действий — полноценное воссоздание собственного высокотехнологичного сектора, способного самостоятельно производить подавляющее большинство необходимых нам видов продукции, также строго обязательно для России.
Чтобы этот сектор нормально работал, надо привести в порядок все элементы цепочки создания высокотехнологичной продукции — сферу образования, фундаментальную науку, прикладную науку, сферу опытно-конструкторских работ, проектное дело, опытное производство, серийное производство. Это чрезвычайно трудное дело, и рассуждения о нем требуют отдельной статьи. Однако уже здесь хочется обратить внимание на следующее обстоятельство. Даже если залить все составные части высокотехнологичного сектора деньгами и создать многочисленные государственные институты, отвечающие за его развитие, этого не будет достаточно для его возрождения. Нужны еще устойчивые горизонтальные контакты, плотные сетевые взаимодействия, площадки для регулярного обсуждения проблем и обмена ценными идеями, а также для выстраивания новых связей. Именно эту важнейшую задачу решает выставка «Иннопром». В связи с чем хочется пожелать ее участникам успехов. Ибо эти успехи — это обязательное условие для развития российской сферы высоких технологий и всей российской экономики.
Дмитрий Кувалин, заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН
