Интервью: “Баррель везения”

“Российской газете” 19 апреля 2015 г.

Жемчуг в супе

– Виктор Викторович, экономисты говорят, что нынешний кризис, в отличие от 2008-2009 годов, ударит прежде всего по большим городам. Как он повлияет на разрыв в доходах разных групп населения?

Виктор Ивантер: Думаю, что фактором дальнейшего расслоения населения кризис не станет. При нормальном поведении властей разрыв в доходах может быть, наоборот, снижен.

Как всегда во время кризиса, у одних жемчуг становится мельче, а у других суп пожиже. Так вот – нам по силам компенсировать рост цен на продовольствие низкодоходным группам населения, как уже делалось в 2008-2009 годах. Для этого у нас есть резервы. читайте также

Ну а тем, у кого жемчуг мельчает, придется с этим смириться. Например, значительная часть населения постепенно привыкала менять автомобили раз в три года. Это неплохо. Теперь будем менять раз в четыре года.

В целом этот год покажет снижение реальных доходов населения до 10 процентов. Но я верю, что мы довольно быстро скомпенсируем эти потери.

Нужно ли бояться массовых сокращений?

Виктор Ивантер: Я не ожидаю массовой безработицы. В основных отраслях для этого оснований нет. Напротив, импортозамещение будет развиваться, и спрос на рабочую силу будет расти. /P>

Ключевой вопрос – когда?

Виктор Ивантер: При самом худшем варианте кризис мы закончим 2015 годом, а в 2016 году начнется уже восстановительный рост. Так что это проблемы этого года. Восемь процентов – не предел.

Какой теперь потенциал роста экономики, с учетом долгосрочного снижения цен на нефть?

Виктор Ивантер: Наш потенциал роста от уровня 2012 года – 6-8 процентов в год.

Изменение цен на нефть на него не повлияли. Они не являются ограничителем экономического роста, хотя и не дают наращивать валютные резервы. Но это беда не наша, а Европы и США, где мы в основном размещаем международные резервы.

Напомню, что при сопоставимых с нынешними ценами на нефть мы имели темпы роста на уровне 6-8 процентов. Потенциал у экономики высокий, и он никуда не делся. А после кратковременного спада, возможно, будет и выше 8 процентов.

Конечно, это будет неравномерный рост. Добывающие отрасли не выйдут на показатели выше 1,5-2 процентов в год, но обрабатывающая промышленность может иметь и двузначный рост. После 2020-2025 годов он снизится до 3,5-4 процентов, но это будут уже другая экономика и другие проценты.

А если санкции сохранятся на долгие годы?

Виктор Ивантер: Беда будет, если их отменят. Что, собственно говоря, дали нам санкции? Наши корпорации лишились доступа к западным рынкам капитала. И что, они обанкротились? Ничего похожего.

Более того, корпоративный внешний долг сократился на 130 миллиардов долларов. Произойдет то, что мы считали нужным, – переход к опоре на собственные ресурсы, на внутреннюю систему финансирования, ориентированную на внутренний инвестиционный рост. Благо у нас емкий рынок.

Вы хотите сказать, что санкции пошли на пользу…

Виктор Ивантер: С точки зрения политики, санкции – это безобразие. Они нарушают правила игры и ставят нас в непростую ситуацию. Более того, Запад теперь не знает, что с ними делать, потому что отмена санкций будет означать потерю лица. Поэтому, думаю, они останутся надолго. Но именно санкции дают возможность защитить наш внутренний рынок. Было бы глупо этим не воспользоваться.

Санкции удобны тем, что на них легко все свалить. Хороший способ самооправдания. Однако наш кризис – творение наших собственных рук.

Сами себе кризис

Тогда откуда кризис?

Виктор Ивантер: Падение темпов экономического роста началось в 2013 году, когда еще никаких санкций, никакой геополитической напряженности не было. Рост стал замедляться из-за снижения инвестиций, причем не со стороны частного сектора и иностранных инвесторов, а со стороны государства! Закончили строительство в Сочи, во Владивостоке, трубу на восток кинули, а новых инфраструктурных проектов не начали.

Эта проблема не имеет отношения к инвестклимату. Наша собственная политика не соответствовала экономическим реалиям, теперь это доказано экспериментально. Более того, мы накопили значительные резервы на случай низких цен на нефть, но, подозреваю, не имели плана их использования, и антикризисные решения принимались в последний момент. У экономики, как и у военных, должен быть план мобилизации при самых разных сценариях.

Разве у нынешнего кризиса нет циклической составляющей?

Виктор Ивантер: Ссылки на циклы отношения к делу не имеют. Сейчас мы имеем пролонгацию ситуации, которая обозначилась два года назад.
Плюс курс на таргетирование инфляции, хотя она в значительной степени была вызвана немонетарными факторами. В финансовой политике главной целью объявлена бездефицитность бюджета, которая достигается за счет сокращения инвестиций.

Последствия всего этого смягчила политика ручного управления. Не надо думать, что она только федеральной властью проводится – регионы и бизнес тоже перешли в режим ручного управления. Все хотят жить.

Сейчас кризису можно противопоставить только восстановление инвестиционной активности, ориентированной на внутренний спрос.

В бюджете дефицит…

Виктор Ивантер: Так ведь инвестируют именно тогда, когда нет денег. Когда есть деньги, на них гуляют.
Если у вас падают доходы, то нужны меры, чтобы эти доходы наращивались. А другого способа, кроме инвестиций, для этого никто не придумал. Здесь нет ничего сверхъестественного и таинственного.

Вернуться на свой рынок

Как низкие цены на нефть изменят роль добывающих отраслей? Долгое время они были локомотивом развития страны, в то же время многие считают, что к кризису привело “ресурсное проклятие”. У бизнеса и власти нет стимулов суетиться – деньги и так идут.

Виктор Ивантер: Для политолога, журналиста, философа это объяснение годится. Для экономиста выглядит глупостью.
Начнем с того, что Россия потребляет более 200 миллионов тонн нефти в год. Представьте, если бы у нас их не было. Даже по нынешним ценам это обошлось бы в 250 миллиардов долларов.

Нефтегазовые ресурсы – это принципиальное конкурентное преимущество России. Они сочетаются с такой особенностью страны, как редкое, разбросанное по огромным пространствам население. Ведь добывающая промышленность – капиталоемкая, но малотрудоемкая. Увы, мы не сможем скопировать экономику Италии и Франции.

У ТЭКа в новых условиях новая роль. Ситуация заставляет нас переходить на собственное оборудование для нефте- и газодобычи, а специфика ТЭК в том, что инвестиции там направляются прежде всего в поддержание добычи. Иначе говоря, инвестиционный процесс в ТЭК непрерывный, а он мультиплицирует экономический рост.

Но структура российского экспорта должна поменяться?

Виктор Ивантер: Я бы так сказал: экспортировать лучше всего то, что всегда покупают. Цены на нефть упали, но я что-то не вижу снижения добычи и безработицы в добывающей промышленности. Потому что даже 50 долларов за баррель – это хорошая цена при издержках на добычу в 15 долларов. Зато, заметьте, проблемы есть в автомобилестроении, спрос на автомобили упал.

Так что проблемы у нас не в структуре экспорта. Да, мы экспортируем преимущественно нефть, газ и оборонную продукцию, все это пользуется устойчивым спросом. Так что же в этом плохого?

В том, что доля машин и оборудования в экспорте мала.

Виктор Ивантер: У нас наивное представление: если сделаем что-то такое высококачественное и дешевое, на мировом рынке нам тут же освободят место. Но на самом деле это не так, туда очень сложно пробиться. Никто рынков своих так просто не отдает.

Мы не внешний рынок отдали, мы внутренний рынок отдали ни за что. Что такое импортозамещение? Это возврат себе своего собственного рынка и шанс развивать экспорт. Ведь нельзя экспортировать продукцию, не продавая ее у себя, потому что иначе все риски – на иностранном покупателе.
Но печатать рубли мы можем!

Так как вернуть себе наш рынок?

Виктор Ивантер: Подчеркну, что это не автаркия, я не говорю, что теперь надо закрыться и все производить самим. Но нужно, опять же, перестать быть наивными. Мы воспринимали мировой рынок как очень большой супермаркет, где все можно купить, были бы деньги. И что на полках – сплошь продукция высоких технологий.

Но посмотрите, наш машиностроительный импорт – в значительной степени китайский, а не европейский. Высокие технологии нам никто не продавал. Вспомните историю с покупкой компании Opel. Нам не дали ее купить. Мы довольствовались приобретением рядовых технологий. Это удобно, деньги есть, ничего с нуля создавать не надо.

Для импортозамещения нужно вложиться, определить приоритеты. В ряде случаев, как ни странно, придется субсидировать импорт, потому что он “сидит” в самых разных производственных цепочках. При 50-55 рублях за доллар издержки многих производителей таковы, что они перекрывают эффект, который дает слабый рубль для конкуренции с импортом и на внешних рынках.

И чем заменить дешевое финансирование, которое банки и компании получали на Западе?

Виктор Ивантер: Замечу, что это дешевое финансирование обходилось нам в среднем в 20 миллиардов долларов в год.
Они же не благотворительностью занимались. А если бы источник этих заимствований был внутри страны, эти деньги остались бы в нашей экономике. Нужно использовать собственные резервы.

Антикризисный план правительства финансируется за счет Резервного фонда, к концу года он сократится в три раза…

Виктор Ивантер: Резервы все равно останутся избыточными.

Даже несмотря на то, что с начала прошлого года они уже сократились на 150 миллиардов долларов?

Виктор Ивантер: Критический импорт, поставки, без которых мы не можем обойтись, составляет от 120 до 150 миллиардов долларов в год, а резервы сейчас – 360 миллиардов долларов.

Это означает, что в течение минимум двух лет можем жить спокойно, не получая ни цента валютной выручки. Можете себе представить?
Конечно, если ничего не делать, останемся без резервов. Но сейчас никакой непоправимой беды нет. Есть все основания для адекватной экономической политики. Да, мы действительно не можем рисовать доллары, как американцы. Но рубли-то печатать мы можем.

И есть безусловная возможность обеспечить доступное кредитование нашей экономики за счет внутренних ресурсов.
Для реального сектора уровень ставок по кредитам сейчас запретительный. Опасность даже не в обвале инвестиций, а в остановке текущего производства, потому что недоступны кредиты для оборотного капитала.

Обратите внимание: даже по проектному финансированию крупные сельхозпроизводители получают кредиты под 11,5 процента. И это льготная ставка! Какая же у них рентабельность должна быть, чтобы такой кредит отдать? В итоге мы стимулируем инфляцию, потому что бизнес не может расплатиться, если не повысит цены.

Так что же делать?

Виктор Ивантер: Конечно, нельзя с завтрашнего дня взять и снизить ключевую ставку до 6 процентов, потому что на следующий день эти деньги окажутся на валютном рынке.

Пока мы вынуждены выстраивать особые каналы, по которым реальный сектор получает доступное финансирование, одновременно перекрывая все каналы выхода этих денег на валютный рынок. Корявая политика, вынужденная, а хочется, чтобы все было красиво, как в учебнике. Но придется потерпеть.
Еще раз подчеркну, инвестициям нет альтернативы. Конечно, встает проблема их эффективности. Никому не хочется нести ответственность за риск. Именно поэтому проектное финансирование было запущено со скрипом. Одно дело, если вы вложили деньги в американские бонды и прогадали – тут виноваты американцы, и совсем другое – рисковать вложениями в собственную экономику, принимать ответственность на себя.

Куда вложить деньги

Виктор Ивантер назвал четыре направления, куда сейчас государство и бизнес должны направлять инвестиции.

Первое. В инфраструктурные проекты. Они дают мощный мультипликативный эффект, умножают вложения в десятки раз. Особенно важно строительство высокоскоростных железных дорог, они уплотняют пространство. Далеко или близко – определяет скорость. Сколько времени мы сейчас едем на поезде в Казань – это, конечно, унизительно. И потом, будет дорога – бизнес будет вкладываться в эту территорию, дороги не будет – и частных инвестиций вы там не увидите.

Второе. У нас есть сфера, где участие импорта минимально, а отдача максимальна – это жилищное строительство. Это тоже колоссальный мультипликатор. К тому же это способ борьбы с инфляцией. Ипотека отсекает все “лишние” траты.

Третье. Безусловными преимуществами Россия обладает в атомной промышленности, энергетике, энергомашиностроении, большой потенциал у нас в области гражданской авиации. Сюда и надо вкладывать.

Четвертое. Не менее важны инвестиции в людей. Нужно восстановить качественное инженерное образование, а для этого инженеры должны иметь высокий уровень доходов.

Всем рекомендую читать у Гарина-Михайловского не только “Детство Темы”, но и его повесть “Инженеры”, где объяснено, почему в Российской империи не признавались западные дипломы инженеров. Требования были очень высокие. Мы, к сожалению, этот уровень снизили, но пока сохраняем потенциал, чтобы исправить ситуацию. Поскольку значительный спрос на инженеров предъявляет госсектор – госкорпорации, оборонно-промышленный комплекс, начинать надо отсюда. Частные компании будут вынуждены конкурировать и тоже пойдут на повышение зарплат.

О курсе валют

Виктор Викторович, нынешний курс рубля фундаментально обоснован?

Виктор Ивантер: Думаю, доллар должен стоить в диапазоне 45-55 рублей. Ведь если нефтяные цены упали в два раза, это не значит, что и курс должен был упасть в два раза.

Конечно, он связан с ценой нефти, но в противоположную сторону действовал другой фактор – торговый баланс. Он не ухудшился, положительное сальдо торгового баланса выросло, потому что стало меньше импорта. По идее, это должно было компенсировать снижение цен на нефть. Иначе говоря, рубль должен был ослабнуть, но более мягко и интеллигентно, без скачков.

То есть курс рубля может еще больше укрепиться?

Виктор Ивантер: Это возможно. Но проблема в подрыве доверия к рублю. Оно утеряно бизнесом, населением, банками. Это выразилось в росте долларизации экономики.

Потерять доверие легко, восстановить очень тяжело, это медленный процесс. Он требует абсолютной прозрачности и предсказуемости действий власти. Например, если мы пойдем на отмену 100-процентного страхового покрытия банковских вкладов, то людям ничего другого не останется, как переводить сбережения в наличную валюту. Это тоже 100-процентная гарантия сохранности сбережений, но она будет работать против экономики, станет еще одним стимулом долларизации.

 

Текст: Игорь Зубков
19.04.2015