Этот видео входит в серию выступлений с LIV сессии российско-французского семинара “Финансирование восстановления экономического роста в России и Европе“.
Результаты всех проведенных ИНП РАН опросов предприятий собраны на этой странице.
Презентация
Стенограмма выступления
Сейчас уже можно говорить о трех периодах развития российской экономики в постсоветское время. Во-первых, период катастрофического спада с 1991 по 1998 гг. Затем – быстрый восстановительный рост с конца 1998 до конца 2008 года. И период стагнационного развития, начавшийся в 2008-м и продолжающийся до сих пор.
Но как учат нас Узяков и Широв, за прошедшие 10 лет экономика России выросла на 3,5-4% в сумме. По факту мы имеем стагнацию.
Возникает вопрос: почему так-то? Почему так по-разному? Хочу выдвинуть одну гипотезу. Все знают, что факторы роста – это капитал, труд, некоторые добавляют НТП. По классике, это ещё земля, или природные ресурсы. Но в одних случаях эти факторы, даже если они есть, обеспечивают экономический рост, а в других – нет. Понятно, что в начале 1998 года и в начале 1999 года факторы экономического роста в количественном измерении в России были примерно одинаковы – не могли они за год быстро измениться. Но в 1998 в экономике был мощный спад, а в 1999 начался уже очень быстрый рост. Поэтому, когда объясняют, почему здесь был спад, а здесь был рост – начинаешь вспоминать граничные условия. В частности, вспоминают качество институтов, качество экономической политики, разного рода внешние факторы, типа цены на нефть, или санкции. У меня нет сомнений в том, что экономическая политика после августа 1998 года была более качественная, чем та, которая была до августа 1998.
Но сама экономическая политика быстро осознать факторы экономического роста не может. Из этого я делаю вывод, что в августе 1998 года экономика России в лице её предприятий была уже готова к экономическому росту. Иными словами, предприятия уже имели какой-то резерв ресурсов в виде свободных производственных мощностей, свободной рабочей силы, и предприятия дождались подходящих условий и запустили эти ресурсы в действие. Забегая вперёд, хочу сказать, что ситуация складывается сейчас похожим образом – у российских предприятий есть резервы для роста производства. Возникает вопрос: почему в одних условиях предприятия готовы использовать эти ресурсы, а в других – нет. Здесь, мне кажется, помимо качества институтов, работает ещё такой фактор, как уровень доверия предприятий, бизнеса, к государству. Скажем, в 90-е годы предприятия не верили, что государство может справиться с инфляцией. Они не верили, что государство может обеспечить предсказуемую налоговую политику. Они не верили, что государство сможет защитить бизнес от организованной преступности, и потому, вы знаете, крупные предприятия создавали собственные охранные системы, а малый и средний бизнес был вынужден искать «крыши», т.е. силовую защиту либо в виде избранной преступной группировки, либо ближайшего отделения милиции. В 90-е годы предприятия не верили, что государство сможет обеспечивать рост спроса. Это стало одной из причин того, что за 90-е годы инвестиции в российской экономики сократились в 5 раз. Какой смысл инвестировать, если роста потребления всё равно не будет?
А в период с 1998 по 2008 год было «медовое десятилетие» в отношениях бизнеса и государства. Бизнес по-прежнему относился к государству весьма настороженно. Но как любит говорить проф. Ивантер, бизнес поверил в то, что государство больших безобразий в экономике не устроит. Поэтому где-то к середине 2000-х гг. бизнес сократил действия по налоговой оптимизации, меньше стал уклоняться от налогов. Предприятия резко сократили объём бартера и взаимозачётов. В значительной степени это стало следствием значительного улучшения финансовой ситуации страны. Платежи стали проходить через банки гораздо лучше. С другой стороны, бартер и взаимозачёты также активно использовали для уклонения от налогов, и эта их функция тоже ушла. Иными словами, повышение уровня доверия предприятий к государству выразилось в том, что предприятия резко сократили уровень своей неформальной деятельности.
Но после 2008 года ситуация не то, чтобы ухудшилась – но точно прекратила улучшаться. Мне кажется, что оценивать уровень доверия предприятий к экономической политике государства можно через их мнение по поводу самых острых экономических проблем в стране. Мы, в частности, во время своих опросов спрашиваем российские предприятия, какие макроэкономические проблемы наиболее остры, с точки зрения вашего предприятия. И моё предположение заключается в следующем. В каком месте предприятия говорят, что эта проблема для них очень остра, в этом месте они не очень верят, что государство может эту проблему в ближайшее время решить. Мы задаём этот вопрос уже около 20 лет, и сейчас вы видите таблицу с ответами за последние 7 лет. Вот сколько предприятий считает, что государство не справится с проблемами в экономике. Высокой инфляции в 2015 г. боялись 30% предприятий, а в конце 2017 года их осталось только 3,8%. Предприятия поверили в то что инфляция в стране и дальше будет низкой. Беда в том, что в расширение спроса они по-прежнему не верят. И поэтому инвестиции они по-прежнему не наращивают.
Вот таблица 2. Там ответ на вопрос, который звучит так: как ваше предприятие в последние 2-3 года решало проблему издержек? Один из вариантов ответа – сокращало капиталовложения. Как вы понимаете, это драматический вариант ответа, предприятия фактически жертвуют своим будущим, чтобы решить проблемы сегодняшнего дня. Именно в конце 2017 года мы видим, что доля ответов о сокращении капиталовложений достигла самого высокого значения за весь период наблюдений – 24%. Вдумайтесь: почти четверть предприятий урезает инвестиции. Хотя прямого экономического спада в стране вроде бы нет.
Мне это кажется явным признаком того, что они не верят в экономический рост. Если бы они верили в рост – зачем сбрасывать инвестиции? Спрос-то восстановится скоро.
Конечно, сейчас нет такого высокого уровня недоверия в государству, как в 90-е годы. Это вера в предсказуемый государственный спрос, в предсказуемую налоговую политику, в предсказуемую динамику цен. В каких-то местах предприятия государству верят, а в каких-то нет. Но сейчас мест доверия больше.
Для того, чтобы предприятия начали более активно использовать имеющиеся производственные резервы, уровень доверия должен быть гораздо выше, чем сейчас. То, что эти резервы есть, нам на прошлом семинаре доложил проф. Широв. Свободных мощностей – 18-20% (Широв: и он растёт – 3% добавили в 2017). И я считаю необходимым условием для того, чтобы эти мощности обеспечили рост производства, повысить уровень доверия предприятий к государству и его макроэкономической политике. Здесь я соглашусь с академиком Ивантером – что это гораздо быстрее и эффективнее произойдёт, чем в результате улучшения институтов.
Теперь один маленький сюжет, чтобы завершить своё выступление. Более позитивное сообщение. Я уже начал об этом говорить, применительно к инвестициям. Сюжеты, связанные с импортозамещением и структурными сдвигами, тоже имеют место. Мы раз в полтора года задаём российским предприятиям серию вопросов: «Какие машины и оборудование Вы закупали в течение последних 3-х лет?», имея в виду, российские, или иностранные. За последние годы неожиданно для нас произошёл очень существенный положительный сдвиг в ответе на этот вопрос. Если до 2008 года предприятия чаще закупали новые российские машины и оборудование, то после 2008 года ситуация стала обратной – гораздо чаще закупали иностранную технику. Например, в 2013 году только 48% опрошенных предприятий сказали, что они закупали новые машины российского производства. Вдруг неожиданно в 2017 году пропорция поменялась. 66% предприятий закупали российскую технику, и только 34% – иностранную.
Конечно, на этом сказалось падение курса рубля в декабре 2014 года. Это неочевидный ответ, т.к. в 2016 году всё равно иностранную технику закупали чаще, чем российскую.
А ещё в одном вопросе мы выясняем у предприятий их мнение о качестве российских машин и оборудования. Здесь мы тоже увидели неожиданные сдвиги в положительную сторону. Почему неожиданные? Потому что на протяжении 15 лет оценки по поводу качества российского оборудования и техники менялись очень слабо. Конечно, не надо быть слишком большим оптимистом: раньше изменения шли на уровне первого знака после запятой, а сейчас перешли к знаку до запятой.
Вопрос о качестве зарубежного оборудования. Три варианта ответа: разрыв в качестве уменьшается, остаётся постоянным, растёт в пользу импортной. С 2002 по 2016 год доля предприятий, которая считала, что разрыв в качестве продолжает расти, была больше тех, кто считал, что разрыв сокращается. Сначала – в 3 раза. После 2010 – в 2 раза. Наконец, в 2017 году вдруг доля оптимистов по отношению к качеству российской техники стала превосходить долю пессимистов.
Мне кажется, это сдвиг на фоне последних 15 лет. Кажется, это начало хорошего пути. Возможно, принесли плоды те усилия по повышению качества машин и оборудования, которые предпринимались последние лет 10.
Семикашев В.В.
Вопрос короткий. Насколько изменение выборки могло повлиять? Или другие факторы?
Кувалин Д.Б.
Что касается выборки, с каждым годом она становится всё стабильнее. Она с каждым годом всё меньше меняется. У нас сформировалось твёрдое ядро постоянных респондентов и оно довольно большое. Выборка не абсолютно репрезентативная, но довольно репрезентативная. Другое дело, что я поддержу некоторые сомнения д-ра Семикашева, потому что я сам не до конца понимаю, какие именно машины и оборудование они имеют в виду, когда думают об их качестве. Может быть, они в первую очередь думают об «иномарках российской сборки», которых на рынке стало довольно много и качество их приличное.
Я склоняюсь к тому, что мнение предприятий компетентно, потому что у нас довольно велика доля крупных предприятий, для которых вопрос техники очень актуален. У них десятки видов станков, сотни единиц разного технологического оборудования. Я думаю, что всё-таки они думают не о личных автомобилях, а о технике своего предприятия.
Волконский В.А.
А не может повлиять фактор снижения доли импорта?
Кувалин Д.Б.
Не думаю. Скорее, если импорт стал дефицитом, он должен в некотором смысле более высоко цениться.
Говтвань О.Дж.
Может, изменение страновой структуры импорта? Немецкие станки заменили китайскими…
Кувалин Д.Б.
В любом случае, надо посмотреть в следущих опросах, это тенденция, или случайный выброс.
