Газета “Yтро”
– В декабре в одном из интервью вы сказали, что говорить о рецессии в экономике на тот момент было рано. Что по этому поводу можете сказать сейчас?
– Я предлагаю вам посмотреть, что именно произошло. В ноябре, декабре, январе и феврале, по моей оценке, мы оказались на дне корыта. Образно говоря, это такая V–образная система, как корыто, где дно – это длина времени, которое мы там находимся. Итак, в ноябре произошел экономический обвал. Несколько ухудшилась ситуацию в январе, но это такой месяц, в котором ничего не происходит ввиду того, что мы в эти дни мало работаем. И хоть некоторые мои коллеги считают, что дно было в январе, я убежден, что оно случилось в ноябре. Если мы говорим о реальном секторе, то произошел обвал, который был ориентирован на экспорт. Все думают, что это только нефть и газ, – ничего похожего. Нефть и газ неэластичны по отношению к кризису. В свое время, когда в 90-е годы мы говорили о том, что спад экономики в России составил 50%, мы удивлялись: как можно говорить о спаде наполовину, если потребление электроэнергии упало всего на 10%? Скажем даже так: энергоресурсы слабо эластичны по отношению к объемам спроса. И в тоже время есть вещи сильно эластичные, именно по ним и произошел основной сброс.
– Насколько возможно переориентирование секторов реальной экономики на внутренний рынок? Какие это должны быть сектора?
– Прежде всего, это металлургия – цветная и черная. Это не было неожиданностью. Я говорил, что нельзя на экспорте алюминиевых болванок строить свой бизнес. Нет продукции, ориентированной на внутренний спрос. Металлургия должна была погибнуть еще в 90-х годах, но этого не произошло, потому что ее вытолкнули на внешний рынок, резко упростив. И тем самым, благодаря своим ляпам, мы позволили американцам и европейцам провести реструктуризацию своей металлургии. В то время цены на металл было очень хорошие, денег было много, нам бы провести свою реструктуризацию, но сделано ничего не было. Бизнес оказался недальновидным. Так что в том, что черная и цветная металлургия резко сбросила объемы, ничего удивительного нет. Так, черный металл в ноябре упал до 55%, а в феврале уже до 73%. Мы должны внешний рынок заменить внутренним спросом. И если мы будем строить дороги и мосты, если поднимем жилищное строительство, то это, безусловно, спрос на черный металл. Экономический рост без металла невозможен. Металлофонд для развития экономики, возможно, даже важнее, чем валютные резервы.
Возможно ли спасти отрасль? Да, но не мгновенно. И, конечно, бизнес должен понимать, что он делает, и понимать, что будущее отечественной металлургии – на внутреннем рынке.
То же самое мы можем сказать и о цветной металлургии. Она упала, потому что в свое время упала оборонка, которая была основным потребителем цветмета.
Второе, что сильно упало, – производство минеральных удобрений. Ноябрь – минус 48%, сейчас – минус 82%. Это значит, что необходимо переориентировать рынок внутрь России. Но проблема в том, что нет инфраструктуры распространения удобрений. Тут тоже нужна подготовка. Мало крестьянину дать деньги на удобрения, нужно еще, чтобы он мог с толком их использовать.
Далее – металлопрокат. Здесь мы как легли в ноябре, так и лежим, где-то порядка минус 75% по отрасли. Что еще? Целлюлоза. Ее производство упало более чем на 50%, сейчас более 70%, и тут надо понимать, что мы существенно зависим от внешнего рынка. Я не думаю, что здесь можно быстро переориентироваться на внутренний спрос.
Так что в целом есть ощущение, что по экспортно-ориентированным производствам мы можем если не 100%, то в значительной мере заменить внешний спрос на внутренний. И это постепенно делается.
– А какие сектора необходимо спасать в первую очередь?
– Есть стандартный выход из такого кризиса – развитие инфраструктуры и жилищного строительства. Эти отрасли с самым высоким коэффициентом мультипликации. Конечно, нужно понимать, что 100%-й синхронизации в экономике не бывает. Правда, при этом есть много заблуждений. Например, есть такое представление, что инфраструктуру будет строить бизнес. Не будет! Есть одна платная дорога, которую надо сделать, – это между Москвой и “Шереметьево”. Что касается всего остального, то радиус в 50 км вокруг Москвы, Питера – да, возможно что-то сделано будет, а все остальное – это коммерчески неэффективное пространство. Вообще, Россия – это коммерчески неэффективное пространство. Но если строить порты, развивать инфраструктуру, с участием государства, то все это создаст совсем другую жизнь. И инфраструктура вытянет нашу экономику по затратам. Это единственное, что нужно сделать: жилье и инфраструктура. Другое дело, что у нас со строительством не так все просто. Например, если бы мы решили, что не готовы платить за метр больше, чем 30 тыс. рублей, это было бы правильно. Что произошло в Москве и Питере? Встал ввод домов в эксплуатацию, и не от кризиса! Он встал еще в ноябре. Потому что наши девелоперы загнали цены и погубили спрос. Конечно, это связано с тем, что мы ввели свободные цены на жилье в Москве и в Петербурге. Это было ошибкой. Но если посмотреть на всю остальную Россию, то при нормальных зарплатах и кредитных условиях уровень до 30 тысяч мы держать можем. И тем самым обеспечим квартирами людей со средними доходами.
Затем, безусловно, инновации. Если мы сейчас реализуем все наши планы в оборонной промышленности, то это будет сектор, который будет генерировать инновации. Мы отстаем от США технологически ровно потому, что не занимаемся оборонкой. Сегодня мы должны научиться транслировать достижения оборонной промышленности и в гражданскую отрасль.
Вот эти сектора и будут лидировать.
– Почему Россия так тяжело переживает кризис? Многие эксперты сходятся во мнении, что причин для такого глубокого минуса не было: сформированные резервы могли значительно смягчить процесс.
Сегодня мы не можем сказать, что у людей сильно снизился уровень жизни, например, по сравнению с 1998 годом, когда доходы населения просто стали вполовину меньше. Да, рубль падает, цены растут – но они что, растут быстрее, чем росли до кризиса? Я бы сказал, что есть изменения, но слабые, мы индексацию ведем гораздо больше. Серьезного удара по доходам населения пока нет. Но есть такое “новое” негативное явление – безработица. Во-первых, оно объясняется тем, что потерявшие работу стали больше регистрироваться в качестве безработных, потому что объявили, что им будут платить пособия. Второе – это то, что до кризиса в стране было невероятное сочетание дефицита и избытка рабочей силы. Избыток был во многих местах, и предприниматели в силу ряда причин не могли от него избавиться. А сейчас под маркой кризиса решаются те проблемы, которые были еще до него. Нужно учитывать, что ситуация двойственная. С одной стороны, есть проблема трудоустройства, с другой – сохраняется дефицит квалифицированных рабочих специальностей. И этих людей среди безработных нет. Если кто-то считает, что у нас по стране полно безработных сварщиков, способных выполнять сложные виды сварки, то он ошибается. Нет такого.
Что действительно является удивительным, так это почему нас вообще затронул кризис. Ипотеки в таких количествах, как в США, у нас не было… А проблема в том, что мы накапливали резервы. Это было правильно, но главный вопрос заключался в том, сколько их должно было быть. Мы считали: чем больше, тем лучше. А где эти резервы держать? И мы их отправляли на Запад. И нам оттуда давали деньги, потому что у нас были резервы, под них и давали. В этой ситуации был элемент безответственности как со стороны власти, так и со стороны бизнеса. Последний закладывал пакеты акций и организовывал экспансию по всему миру. А инвестиции, между тем, должны быть своими. И должны быть эффективными. Покупать надо было ликвидные активы, а покупали от избытка денег все подряд – это неправильно.
Беседовала Анна БЕЛОВА
