Российская газета – Федеральный выпуск №7665 (202) от 12.09.2018
Совсем скоро будет подготовлен список проектов, который крупный сырьевой ненефтяной бизнес профинансирует за счет так называемых девальвационных доходов. Идея таких проектов возникла в связи с письмом помощника президента России по экономике Андрея Белоусова об использовании дополнительных доходов компаний-экспортеров, полученных в результате девальвации рубля и конвертации валютной выручки по более высокому курсу.
Нужно иметь в виду, что в России есть отработанная система изъятия девальвационных доходов у нефтегазового сектора (подвижная шкала экспортных пошлин и налога на добычу полезных ископаемых. – Прим. ред.), но подобный механизм не применяется к горно-металлургическим компаниям, производителям удобрений и так далее. А раз так, то они могут направить их на дивиденды собственникам, отложить их на депозиты либо инвестировать в проекты, выгодные только самим компаниям. Белоусов же, по сути, предложил следующее: поскольку эти деньги не совсем вами заработаны, давайте согласуем, на что вы их потратите, имея в виду инвестиции, способствующие экономическому росту.
Компании получают преимущество: они вкладываются в проекты, согласованные с властью, снижая риски
Речь идет о том, что сможет стать тем первым результатом инвестиционного роста, с которого начнется рост экономики. Он, конечно, есть и сейчас, но имеет инерционную природу и упирается в отсутствие внятных перспектив спроса, без которых частный бизнес инвестировать никогда не будет. Инерция на уровне 1,5-2 процента ВВП в год нас абсолютно не устраивает, так как она приводит к прогрессирующему отставанию России – не от Европы или США, а от тех требований, которые уже сформировались у людей к качеству жизни. Одних только бюджетных денег мало для того, чтобы профинансировать проекты развития – всего, по оценке правительства, требуется восемь триллионов рублей на ближайшие шесть лет.
Есть инфраструктурные проекты, которые крайне важно быстро профинансировать. Например, проект по развитию Восточного полигона Российских железных дорог и портовой инфраструктуры. Он исходит из того, что мощностей угледобывающих предприятий в Сибири и хорошего спроса на уголь в странах Азиатско-Тихоокеанского региона (да и на российском Дальнем Востоке, где есть смысл развивать угольную генерацию) достаточно, чтобы после расширения Байкало-Амурской магистрали полностью загрузить ее. Это уникальная ситуация, обычно дорога порождает грузооборот, а не наоборот, и в данном случае очевидна коммерческая эффективность инфраструктурного проекта.
Инвестиции в такие проекты нельзя назвать изъятиями, о которых с подачи компаний из “списка Белоусова” (их первоначальную реакцию, впрочем, можно понять) писали СМИ.
Эти компании получают преимущество: они вкладываются в проекты, согласованные с властью, тем самым снижаются риски их инвестиций. Тут возможны самые разные системы гарантий. Конечно, может возникнуть вопрос, а не означает ли это создание особых, неконкурентных условий для избранных. Но нельзя забывать о том, что государство, мягко говоря, настойчиво рекомендует использовать средства компаний в проектах, выгодных всему обществу. Гарантии здесь заключаются в том, что они не повиснут незаконченными, а будут реально востребованы. Понятно, что бизнес – не мать Тереза, он начнет торг и о льготах, например налоговых, но вряд ли правительству следует на них соглашаться, иначе вся конструкция с привлечением частных инвестиций теряет смысл.
Такой механизм не отменяет необходимость использования бюджетных ресурсов, но может стать хорошим прецедентом для государственно-частного партнерства (ГЧП). Правительство не первый раз подходит к ГЧП, и нельзя сказать, что здесь достигнуты большие успехи, и история, порожденная “списком Белоусова”, может послужить хорошим примером и в других обстоятельствах.
Каждый рубль, вложенный в инфраструктуру, дает экономике два рубля дополнительных доходов
Во-первых, инфраструктурный проект, как правило, в одиночку не может осилить даже крупная компания.
Во-вторых, тогда как чисто коммерческие проекты требуют достаточно быстрой окупаемости, инфраструктура по определению окупается долго, а значит, требует привлечения “длинного” финансирования, и здесь могут быть задействованы механизмы государственных институтов развития и системы долгосрочного кредитования.
С другой стороны, участие компаний в инфраструктурных проектах в определенной степени гарантирует их эффективность – бизнес заинтересован в максимальной отдаче на вложенный капитал.
Еще раз подчеркну, что это не благотворительность, а реальный способ запуска экономического роста, выгодного всем – он создает дополнительный спрос и тем самым помогает развитию самих компаний, смежных производств, проектно-исследовательских организаций и так далее, а это в свою очередь рождает новую волну роста спроса и так далее. Инфраструктурные проекты имеют мощный мультипликативный эффект: они дают коэффициент мультипликатора больше двух, в результате, к примеру, 300 миллиардов инвестиций дают рост ВВП на 700 миллиардов рублей.
Можно не сомневаться, что как только экономика двинется вперед, найдется много желающих проинвестировать (то есть заработать), запрыгнуть на мчащийся на всех парах поезд. Но пока этот колоссальный состав остается на месте, государству не остается ничего иного, как наращивать собственные инвестиции и побуждать крупный частный бизнес к участию в проектах национального масштаба.
