Выступление академика В.В. Ивантера на ежегодном Собрании членов Международного союза экономистов.
Здесь совершенно правильно вспомнили замечание о том, что всякая правильная теория должна быть безумна. Это верно. Но эта правильная теория ещё должна быть озвучена профессиональным человеком, который знает все нюансы. В этом смысле, если бы эту теорию сформулировал не Попов, её сразу можно было бы выбросить в корзину. Но поскольку это сказал именно Попов, у нас есть все основания для того, чтобы задуматься: может быть, действительно мир можно улучшить фундаментально?
Конечно, я специалист по макрофинансам. И сценарий, в соответствии с которым мы избавимся от бирж, ренты, прочих дел, может оставить меня и вовсе без работы…. Но я думаю, это быстро не произойдёт, так что мы ещё немножко поработаем. В то же время я хочу подчеркнуть: то, что было сказано – будоражит мысль. Действительно, это серьёзный повод к размышлениям. И мне кажется, что приехать на Сейшелы и послушать такой доклад – это замечательно. По крайней мере, точно не зря съездили.
А я перейду к теме своего доклада. Я профессионально занимаюсь национальной экономикой и её прогнозами, и всякий раз вынужден оговариваться, что между экономическими прогнозами и экономическими предсказаниями нет ничего общего. Мы не занимаемся экономическими предсказаниями, мы не предсказываем будущее и не можем знать, что именно произойдёт. Этим и без нас довольно много народа занято. Эти люди угадывают такие вещи как цены на нефть, курс рубля, развалится зона евро или не развалится.
Вы знаете, это ведь очень интересно для публики. И действительно, в таких предсказаниях серьёзно заинтересованы люди, которые играют на бирже. Но должен вам сказать следующее: лучший способ, который гарантирует проигрыш денег на бирже, – это слушать советы макроэкономистов. Потому что нужно понимать, что для меня как исследователя отрицательный результат это тоже результат.
А всё-таки для чего экономические прогнозы делаются? Они делаются не для того, чтобы они оправдались или не оправдались. А для того, чтобы объяснить, что случится, если произойдут те или иные события, будут предприняты те или иные меры. А в действительности эти события могут не произойти, а меры не обязательно будут приняты. Иными словами, мы показываем возможные варианты развития событий.
Давайте посмотрим на тот кризис, который пережила Россия в 2009 году и который был связан с масштабным падением валового внутреннего продукта.
Давайте оценим, что было сделано правильно, а что неправильно.
Что положительного сделала власть в тот момент? Она, эта власть, сделала две вещи, которые не были сделаны в 1998 году. Первое: она сохранила практически все сбережения населения, а те, что были в Сбербанке – сохранила полностью. Второе: власть дала возможность населению свободно менять свои рубли на любые тугрики и обратно в любом ларьке.
И каков был ответ населения на такое поведение власти? Ответ был абсолютно рациональным. Население вместо того, чтобы изымать деньги из банков, наоборот понесло их туда. Как только власть ведёт себя адекватно, так и население ведёт себя адекватно. Я сейчас не говорю о том, что технологически мы потратили на спасение финансовой ситуации порядка 250 млрд. долларов, а в реальности то же самое можно было сделать за 100 миллиардов. Но в целом всё было сделано было правильно, и ответ населения был соответствующим… И все сетования бывших министров-неудачников на то, что у нас у населения неправильная ментальность, в данном случае были полностью опровергнуты. Это власть может вести себя неадекватно, а население всегда всё делает адекватно.
А с другой стороны реально мы с вами имели падение валового внутреннего продукта, близкое к 7%. Что, это было неизбежно? Нет. Хотя нам предлагают другие объяснения. Что вся беда произошла от того, что упали цены на нефть – со 140 долларов за баррель до 40. Во-первых, 140 долларов, считайте, не было. Этот уровень цен был всего два дня, а среднегодовая цена была порядка 100 долларов. И упали цены до 40 долларов за баррель тоже очень ненадолго. При этом, наверное, всем известно, что себестоимость добычи нефти в России вместе с её транспортом находится на уровне 15 долларов за баррель. А «Роснефть» и вовсе имеет 12 долларов. Где-нибудь ещё есть такая прибыль? 40 долларов продажной цены при 15 долларах издержек. Никто. В результате что произошло? Что, у нас упала добыча нефти? Безработица возникла в нефтяной промышленности? Ничего такого не было. Может быть, мир в условиях кризиса резко сбросил потребление энергии? Да сбросил – на 1,5%.
Представьте себе другую ситуацию. Представьте, что наш экспортный потенциал был бы не нефтегазовый, а был бы машиностроительный… Мы тогда потеряли бы 60-70 производства. И безработица у нас была бы около 18 миллионов.
А что, собственно, у нас упало во время кризиса? У нас упали металлургия, основная химия, целлюлоза, цемент. Почему? Потому что это экспортно-ориентированные отрасли. Причём, мы предупреждали металлургов: ребята если вы будете торговать только слябами (фактически сырьем), вы в конце концов наколетесь. Но господин Мордашов был в себе уверен и даже рвался в ВТО. Но в кризис мы и вправду упали.
Можно было избежать этого падения? Можно. Если бы мы реально изменили соотношение между внешним спросом и внутренним спросом. Могли ли мы увеличить внутренний спрос на металл? Могли! Потому что люди забывают, что строительство дороги, например, это металлоёмкое производство. Мосты, эстакады и прочие дорожные сооружения – это, главным образом, металл. Следовательно, если бы мы в свое время вложили деньги в инфраструктуру и увеличили бы внутренний спрос на металл и цемент, то в кризис это, безусловно, дало бы нам абсолютно другой результат.
Были просчёты и в нашей финансовой политике. Конечно, нет вопроса в том, нужно иметь финансовые резервы или не нужно. Разумеется, нужно. Но речь идет о том, а сколько нужно? Мы имели перед кризисом порядка 600 млрд. долларов, и 200 с лишним потратили на стабилизацию. Хорошо, ещё 200 миллиардов по самым, я бы сказал, пессимистическим расчётам нужно было иметь для того, чтобы гарантировать себе критически важный импорт. А ещё 200 миллиардов у нас зачем были? Это была довольно грубая ошибка – наличие избыточных резервов. Мы должны были эти 200 млрд. вложить в собственную экономику… И не вообще вложить, а в инфраструктуру, что обеспечило бы нам практически безболезненное прохождение кризиса 2009 года. Мы этого, к сожалению, не сделали. А раз мы не сделали, то у нас теперь возникли некоторые проблемы. Я хочу объяснить, в чём состоят эти проблемы.
Проблемы заключаются в следующем. Если мы выходим на ближайшие 3-4 года на темпы экономического роста 3,5% в год, то, к огорчению господина Шмакова и населения в целом, мы не удержим тот уровень жизни, который сейчас имеем. Не удержим при таких темпах роста. Связано это с тем, что мы с вами 25 лет и производственную и непроизводственную инфраструктуру не ремонтировали, она сильно износилась, и мы вынуждены будем довольно много тратить на то, чтоб она не начала массово ломаться.
Но, учитывая, что население очень болезненно реагирует на всякие стагнации, особенно своего уровня жизни, необходимо, к сожалению, иметь темпы роста где-то в интервале между 6 и 8 процентами на ближайшие 10 лет. Потом мы можем лечь на более плавную траекторию, но сначала мы должны расти довольно быстро.
Вообще говоря, 6-8% – это не сумасшедшие темпы. Нужно понять, от какой базы мы считаем. Это темпы, строго говоря, от уровня 1990-го года. Кроме того, если бы меня спросили где-то в середине 1970-х годов: «А возможно ли, чтобы экономика масштабов Китая развивалась в течение 30-ти лет с темпом 10% и выше?», я бы сказал: «Нет. Этого не может быть никогда. Это глупость. Потому что даже нечего обсуждать». Но по факту именно так и было. Выясняется, что есть условия, при которых идёт масштабный рост экономики.
А что у нас с условиями? Внутренних ресурсов у нас достаточно. У нас есть масштабные запасы валюты. Сейчас говорят: «В отличие от американцев мы не можем печатать деньги». Это неправда. Долларов нам печатать не нужно, они у нас и так есть. А что касается рублей, то рубли мы можем печатать. Поэтому никаких оснований у нас для каких-то финансовых коллапсов или проблем не существует. Мы можем нормально давать деньги в экономику. Вопрос в том, как их тратить. И в этом смысле нам предстоит изменить нашу финансовую политику.
Что мы с вами делаем сейчас? Мы по-прежнему резервируем значительную часть наших валютных ресурсов в конечном счёте в Соединённых Штатах, частично в Европе. Говорят: «Вот такая проблема! Однажды упадут цены на нефть!» А цены как-то упрямо не падают. Сегодня я смотрел с утра – уже свыше 113 долларов за баррель. И, кроме того, вы сами понимаете, что наши коллеги в Соединённых Штатах и в Европе очень энергично делают всё, чтобы цены не упали – борются с Ливией, с Сирией и другими безобразиями занимаются. А, с другой стороны, мы с деньгами от нефти что делаем? Мы их не тратим у себя, а отправляем к ним. Ну, упадет цена на нефть, ну будет у них будет меньше наших денег… какие проблемы-то? Это их проблема, а не наша.
Это не значит, конечно, что можно сделать следующую операцию –взять, скажем, половину из наших резервов, и завтра их потратить здесь в России. Совершенно понятно, что мы в данный момент совершенно к этому не готовы. Я в своё время защищал Алексея Леонидовича Кудрина от нападок и говорил на совместной коллегии Минфина и Минэкономики, что самое страшное – это когда Минфин согласится 100 млрд. долл. потратить на строительство дорог. Что мы тогда строить будем? У нас же нет ни одного проекта, чтобы строить.
А потом выясняется, что проектов нет, потому что мы проектные институты загубили. Выясняется, что конвертация рублей в реальную жизнь – это не так просто. С другой стороны, есть вторая версия о событиях в нашей экономике… что мы всё потеряли, ничего не умеем, и вообще всё плохо и неправильно… Конечно, есть масса народу, которые хихикают по поводу нашей авиационной промышленности. Я думаю, что тут хихикать не надо. Мы действительно гражданскую авиационную промышленность ликвидировали, но у нас сохранилась авиаремонтная промышленность. Она существовала всё время. И знаете, что это значит? Это значит, что из авиаремонтной можно снова сделать авиационную. И такие шаги делаются.
Я был на объединении КНААПО. Это Комсомольск-на-Амуре – завод, который производит самолеты «Сухой». Я был там в 1997 году и 2009 году. Это же реально были разные заводы. Там когда сидишь на аэродроме в Комсомольске, видишь, как «сухие» непрерывно взлетают. Живой завод. Ещё есть самолет «Сухой суперджет». Его же с выпуском держат французы со своим двигателем, а не мы. Проблема в том, что если мы хотим продавать этот самолёт на запад, мы должны организовать соответствующую кооперацию с Западом.
Конечно, по-своему американцы были правы, когда доказывали нам, что мы защищаем пошлинами свою авиационную промышленность, которой нет. Да, правда, её не было. Но сейчас она имеет реальный шанс на возрождение, и я думаю, что при разумном и грамотном подходе её мы возродим.
Теперь весь вопрос заключается в том: «А что и как делать?» Гавриил Харитонович меня в этом месте, наверное, поддержит… При советской власти была такая метода. Принимались постановления ЦК и Совмина – подробно, с росписью по всем отраслям… А потом раз в пять лет Госплан писал в Политбюро бумагу с длинным списком: «Прошу учесть такой-то набор постановлений ЦК и Совмина в следующей пятилетке». Иначе говоря, эти серьёзные и важные постановления никак не выполнялись. В этой связи у меня есть такое предложение: в порядке эксперимента сделать всё, что мы уже наметили. Без новых программ – только то, что наметили. Мы договорились поднять авиационную промышленность – деньги вкладываем, судостроение – деньги вкладываем. Мы договорились в оборонку отдать приличные деньги – сделаем. В автомобильную промышленность вложить – и в легковую, и в грузовую… Построить дороги… Вложить в сельское хозяйство, в сельхозмашиностроение – это всё уже принятые решения. Мы решили модернизировать наше образование – тоже надо дать деньги. Правда, не совсем туда, куда задумали Кузьминов с Фурсенко. Скажем, важно вложить деньги в нормальные чистые и тёплые туалеты в школах, особенно для девочек. Это, конечно, сложнее, чем вводить ЕГЭ. Но иначе какая рождаемость в стране, если в этих туалетах такое безобразие?
В общем, если мы всё это сделаем – только то, что пообещали – мы будем иметь другую страну. Самое главное – не придумать какой-нибудь дурацкой фантазией. Такие дурацкие фантазии у нас всегда есть.
Одна такая большая дурацкая фантазия – это построить Центр коммерциализации технологий в Сколково. Вообще говоря, прямого вреда от этой идеи я не вижу. Но замечу, что в своё время мы посреди тайги построили новосибирский Академгородок. Когда строили, все хихикали: «Да это же бред какой-то!..» Но ведь сделали? Сделали! И там выдающаяся наука! Вы-да-ю-ща-яся! И, более того, там выдающийся центр коммерциализации науки! Есть такой академик Пармон, химик, у него колоссальный институт, который блестяще работает. И там и фундаментальная наука есть, и прикладная наука, и коммерциализация. Вместо того, чтобы поехать к Пармону и узнать, как он это делает, поехали в Массачусетс, в МТИ. Вы же знаете, сами американцы там не учатся. Они учатся на брокеров, дилеров и т.д. А инженеров-американцев почти нет. Но мы припёрли сюда именно этих ребят… Зачем? Чтобы они организовали университет. Позвольте, у нас же уже есть физтех – под Москвой. Я их знаю, у меня там базовая кафедра… Это университет, который образовал всех или бoльшую часть современных физиков, ракетчиков. Почему туда не вложить деньги?
Ещё странное что? Г-н Вексельберг, безусловно, блестящий предприниматель, и у него бы спросить, что он купит из научных трудов. Вместо этого из него сделали прораба. Спрашивается, зачем?
Теперь несколько слов о перспективах России. Когда в 2005 году мы делали очередной прогноз, я сказал, давайте мы сделаем вариант расчетов с приростом 8% годовых. Все мои коллеги: «Ну что вы придумали! Какие 8%. 6,5% – это максимум! Не может быть 8!» А потом экономика взяла и сдуру дала эти 8%. А почему? А всё дело в том, что тогда возникло доверие к властям. Не в том смысле доверие, что верить во всё, что начальник скажет. Доверие возникло в том смысле, что бизнес понял, что начальство никаких грубых безобразий не учинит. И, действительно, начиная с 2003 года, ничего такого не было, ничего! Была история с монетизацией льгот, но её быстро подкорректировали. Все чувствовали себя комфортно, никаких реформ не было. Вот случился рывок в темпах роста.
Последний сюжет, который я хочу затронуть, связан с оборонкой. Кто-то тут до меня ругал оборонную промышленность, что она такая, сякая… Но, почему, скажем, Европа отстаёт от Штатов? От жадности. Она не тратит деньги на военные нужды, а новые технологии именно оттуда происходят. Почему оборонка работает на технологии? Потому что военные не знают, что им надо. Это же неверно, что пришли военные, говорят: «Ребята, сделайте нам атомную бомбу!» Ведь не так же было-то! Им предлагали, они открещивались. В истории есть факт, когда один из русских генералов, например, был против пулемёта. «Если бы мне десять раз одного убить, то тогда надо пулемёт. А так зачем он нужен?» Поэтому военные деньги дают, а что получится – неизвестно. Но вдруг неожиданно появляются новые технологии, потому что денег не особо жалели.
То же самое происходит в медицине. Заметьте, ведь успехи медицины к чему приводят? К тому, что старые люди живут дольше. Зачем? Это ведь бессмысленно с экономической точки зрения. Спартанцы правильно расправлялись со стариками – зачем старики нужны, только ресурсы на них переводить. Так что медики же тоже занимаются тем, чего экономике не нужно. Но при этом придумывают всё новые материалы, совершенно уникальные вещи, и всё это толкает технологию вперёд. Сейчас во всём мире медицина и фармацевтика дают толчки развитию экономики. У нас это тоже, я надеюсь, даст свой результат.
Спасибо за внимание.
