Выступление: “О «южном векторе» в пространственном развитии современной России”

Дружинин Александр Георгиевич   

Выступление состоялось в рамках прошедшей 22-24 марта 2023 г. V-й Всероссийской научно-практической конференции «Анализ и прогнозирование развития экономики России», организованной ИНП РАН и ИЭОПП СО РАН.

Презентация

Тезисы

Опубликованы в сборнике Экономическая политика России в межотраслевом и пространственном измерении : материалы конференции ИНП РАН и ИЭОПП СО РАН по межотраслевому и региональному анализу и прогнозированию (22-24 марта, Россия, Московская область). Том 5

О «южном векторе» в пространственном развитии современной России[1]

Присущие современной Евразии геоэкономические и геополитические изменения актуализируют переход Российской Федерации к многовекторной внешней и внутренней геостратегии (в логике «румбового мышления»[1]), включая в том числе и активно озвучиваемый (как приоритетный и необходимый) «поворот» страны на «Восток» [2, 3], связанный с опережающим развитием территорий Сибири и Тихоокеанской России [4, 5]. Но подобного рода фундаментальный процесс, всё более обретающий черты мейнстрима на фоне усиливающегося стратегического партнёрства с Китаем, параллельно оказывается лимитирован и скорректирован совокупностью общественно-географических тенденций и обстоятельств, которые уместно охарактеризовать как «южный вектор» динамики российского пространства, рассматриваемый нами в его фактическом триединстве:

  1. создания внешних по отношению к России политических, экономических и социогуманитарных условий для «южной ориентации» узловых центров нашей страны, важнейших её коммуникационных коридоров и связанных с ними структур трансграничной регионализации [6];
  2. изменения базовых социально-экономических пропорций внутри самой Российской Федерации в пользу её южных регионов (в том числе за счёт имевшего место с весны 2014 года их «геополитического прироста») [7];
  3. дальнейшей взаимной интеграции территорий российского Юга (транспортно-инфраструктурной, хозяйственной, ментальной) и формирования на этой основе особого мегапространства – Большого Юга России [8].

Положение южнороссийских территорий в постсоветском контексте – двояко и противоречиво. В силу «европоцентричных» ориентиров 1990-х – начала 2000-х гг., а также превалирующих центростремительных процессов они, с одной стороны, оказались в положении «заднего двора» обширной страны со всем шлейфом сопутствующих проблемных ситуаций и обстоятельств. Этот «двор» отчасти прирастал населением, видоизменял свой этнодемографический облик, становясь всё более проблемным, разнородным, фрагментированным. С другой, поэтапно расширяющий своё пространство российский Юг своими ключевыми фрагментами являл миграционную привлекательность, наращивал транзитно-коммуникационную значимость, экспортные возможности, внутренний потребительский потенциал, выступая также приоритетным бенефициаром федерального регулирования.

Углубляющаяся (и интенсивно наращиваемая в первой половине 2000-х гг.) ресурсно-сырьевая специализация российской экономики резко повысила транзитно-коммуникационную значимость южнороссийских территорий. Корреспондирующее с геоэкономическими позициями и интересами повышение для Российской Федерации ценности собственных южных (юго-западных) территорий (особенно приморских) с начала 2000-х было инициировано и всё чётче просматриваемой аграрной специализацией страны, устойчивой динамикой её продовольственного экспорта. По статистике за 2021 год в пятнадцати южнороссийских субъектах РФ (т.е. включая Крым) сконцентрирован 21% всех сельскохозяйственных угодий России, 21,4% её посевных площадей, 26,4% площадей зерновых, 26,8% подсолнечника, 46% овощей. Юг России обеспечивал, при этом, 40% производства всего российского зерна, 33% подсолнечника, 47% овощей, 49% плодов и ягод и 72% винодельческой продукции.

Южным по своему вектору оказалась и геодемографическая динамика. Согласно данным переписей доля 13 «докрымских» южнороссийских регионов в населении РСФСР в 1989 г. не превышала14,6% (21,5 млн. чел.), в 2002 г. (уже в формате РФ) – 15,8% (22,9 млн.), в 2010 г. – достигала 16,2% (23,2 млн.). За 1989-2021 гг. прирост численности населения Юга России (без Крыма) составил, в итоге, 2,7 млн. человек. Характерно, при этом, что в постсоветский период Юг России оказался единственным макрорегионом страны, характеризуемым «пульсирующей миграцией» своих внешних границ с сопутствующим приращением ресурсно-экономического и демографического потенциала. В 2000 г. в связи с завершением контртеррористической операции на Северном Кавказе в единое пространство РФ была де-факто возвращена Чеченская Республика (за последующие годы её регистрируемое население возросло более чем на треть, в доля в суммарном российском ВРП удвоилась). С марта 2014 кластер южнороссийских регионов пополнился Республикой Крым и г. Севастополь. Эти 27 тыс. км² территории одномоментно прирастили численность российского населения к югу от 50-й параллели почти на 10%, а суммарный (по всему южнороссийскому макрорегиону) ВРП – на 4,5%. С осени 2022 года в положении привилегированного бенефициара «южного вектора» федеральной поддержки оказываются ДНР, ЛНР, Запорожская и Херсонская области.

Развитие транспортной инфраструктуры, автомобилизация и формирование единой растениеводческой специализации степной зоны (в существенной мере ориентированной на внешние «южные» рынки) благоприятствует дальнейшей интеграции южнороссийских территорий в формате особого российского мегапространства – Большого Юга России (в сумме это более 900 тыс. км² территории и 37 млн. человек населения) [8]). Ситуация СВО вновь выводит на лидирующие позиции в его пределах Ростов-на-Дону (как узловой компонент перспективной Ростовско-Донецкой конурбации), а также предопределяет секторальную (на западе) мобильность южно-российских внешних границ (прилегающие к ним территории являются прифронтовыми, с активным вооружённым противостоянием, нуждающимися в масштабной инфраструктурной и хозяйственной реабилитации [9]), что также обуславливает не только пролонгированный характер «южного вектора» в динамике российского пространства, но и его безальтернативность.
 

[1] Работа выполнена по плану НИР ИНП РАН.
 

Литература и информационные источники

  1. Мартынов В.Л. «Четыре стороны России: основные тенденции макрорегионального развития // Псковский регионологический журнал. 2018. № 4. С. 3-19.
  2. Лексин В.Н. Региональная политика России и её «восточный вектор» // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2014. Т. 7. № 4. С. 33-48.
  3. Кузнецова О.В. «Восточный вектор» инвестиционных связей России // Мировая экономика и международные отношения. 2018, том 62, № 2. С. 47-56
  4. Минакир П.А. Ожидания и реалии политики «поворота на восток» // Экономика региона. 2017. Т. 13, вып. 4. С. 1016-1029.
  5. Кулешов В.В., Селивестров В.Е. Роль Сибири в пространственном развитии России и её позиционирование в Стратегии пространственного развития РФ // Регион: экономика и социология. 2017, № 4 (96). С. 3-24.
  6. Дружинин А.Г. «Южный вектор» геостратегии Российской Федерации в современном глобальном и евразийском контексте: системные факторы актуализации // Научная мысль Кавказа. 2022. № 1. С. 5-16.
  7. Дружинин А.Г., Кузнецова О.В. «Южный вектор» в пространственном развитии постсоветской России: основные факторы и проявления // Федерализм. 2023. № 2. С. 5-26.
  8. Дружинин А.Г. Актуальные проблемы систематизации и унификации географической терминологии в исследованиях южно-российского регионогенеза // Научная мысль Кавказа. 2023. № 1. С. 5-15.
  9. Дружинин А.Г. Новые субъекты Российской Федерации: специфика, тренды, потенциал развития // Научная мысль Кавказа. 2022. № 4. С. 62-74.

Комментарии:

Ещё на сайте: