Это видео входит в серию выступлений с LVI сессии российско-французского семинара “Финансово-экономическая динамика в России и Европе“.
Презентация
Обсуждение
Стенограмма выступления
Широв
Последние несколько дней мы пребываем в некотором изумлении. Потому что последние данные Росстата вызвали среди экономических экспертов «хайп», как модно говорить. Ажиотажъ!
Если попытаться абстрагироваться от конспирологических теорий и отрицания действительности, то анализ тех данных, которые опубликовал Росстат, позволяет говорить о том, что ничего особенного не произошло. Реально – только очень искушённый эксперт может определить разницу в динамике ВВП, которая определяется в 0,3-0,4 п.п.
Что же в реальности произошло? ВВП в 2018 году был самым большим за последние 5 лет, и если посмотреть как это получилось, то всё довольно просто. ВВ не даст соврать – ещё в начале ноября мы с Гусевым говорили, что 2% роста в этом году – вполне достижимый результат. И базировался этот результат, во-первых, на росте потребления домашних хозяйств, а во-вторых, на увеличении чистого экспорта. Более того, если бы ситуация с импортом, которую мы видели, начиная с июня прошлого года, была бы чуть более драматичной, то можно было бы увидеть и 3% роста ВВП.
Если же посмотрим на то, как формировался ВВП по секторам, то для нашего семинара будет интересным заметить, что самый быстрорастущий сектор российской экономики, это как раз финансы, где рост добавленной стоимости был в 2 раза больше среднего по экономике.
Единственный сектор, который сработал в минус – это с/х. Но с с/х – это ситуация урожая, тут поделать было ничего нельзя. Какой вывод из этого слайда? – Ничего существенного в экономике не произошло, тот рост ВВП, который мы получили, нужно воспринимать как результат тех тождеств, которые находятся в системе нац.счетов. То есть, качественных изменений в экономике мы пока не видим. Если это так, то более высокие темпы роста в этом году означают более низкие темпы в следующем году.
Почему так происходит? Потому, что сейчас у нас сформировался такой набор мер регулярной экономической политики, который снижает действие факторов роста, которые традиционно развивали российскую экономику. Мне очень нравится диаграмма, которая дезавуирует ряд мифов о российской экономике. За последние 2 года цены на нефть выросли на 60%. ЗВП выросли на 24%. Розничная торговля выросла на 3,9%. Реальные располагаемые доходы населения упали на 1,8%, а номинальный курс рубля – на 13%.
Если бы мы жили в условиях 2010-2012 годов, такой рост цен на нефть, доходов от сырьевых производств неизбежно привёл бы к укреплению курса рубля, доходов населения и с высокой вероятностью – к более высоким темпам экономического роста.
Однако, этого не происходит.
На наш взгляд, главная проблема в том, что меры экономической политики, которые превалируют в России, сдерживают спрос. Они сдерживают спрос и населения, и инвестиционный спрос предприятий. Происходит это потому, что реализуется так наз. «политика макроэкономической стабилизации», суть которой в привычном макротреугольнике: низкий бюджетный дефицит, низкая инфляция, стабильный курс.
Посмотрим, как всё это влияет на экономику. Если вспомним, как росла экономика в 2018 году, темпы роста потребления населения были чуть выше 2%. Как это могло получиться, если мы знаем, что доходы населения упали на 0,2%?
Сошлюсь на выступление Гусева, который отметил факт роста кредитования населения. Общий рост потребления домохозяйств составил 2,6 трлн рублей. Рост объёма кредита населения составил 3 трлн рублей. Таким образом, большая часть роста потребительского спроса в части ТДП была связана с кредитами. И была она связана с оценками населения своих будущих доходов по позитивным импульсам начала 2018 года.
Уже сейчас понятно, что в 2019 году ряд факторов ,которые влияли на рост доходов населения, действовать уже не будут. Кроме того, повышение процентных ставок и другие действия ЦБ будут, по-видимому, действовать против наращивания объемов кредитования со стороны населения. В результате есть высокая вероятность того, что рост потребительского спроса в следующем году будет существенно ниже, чем в 2018-м.
Следующий момент связан с тем, что радикально изменилась политика ЦБ, Минфина в отношении валютного курса. Мы не имеем свободного курсообразования. Фактически, курс регулируется Минфином. Это хорошо видно по графику слева. Если в период до 2017 года мы имели практически единичную корреляцию между ценами на нефть и курсом, то начиная с 2018 года даже знак этой корреляции стал другим. В связи с тем, что Минфин закупает валюту в рамках бюджетного правила, при росте цен на нефть рубль теперь не укрепляется. После валютного шока сентября 2018-го года закупки были остановлены, но они будут продолжены, начиная с февраля этого года. Если на мировых рынках будет рост цен на сырьевую продукцию, то мы получаем большие проблемы в нашей экономике, потому что создаются условия для быстрого роста цен на сырьевую продукцию.
Мы видим, как это было с рублёвой ценой на нефть. До сих пор валютный курс был естественным демпфером роста внутренних цен. Сейчас этого нет. И государство вынуждено изобретать новые способы регулирования цен на сырьевую продукцию. Всё это приводит к тому, что в экономике появляется всё больше новых дисбалансов.
Первый дисбаланс – у нас получился разрыв, почти 10%, между ценами производителей и потребительскими ценами. И из 11,5% роста цен производителей почти 10 п.п. – вклад сырьевых секторов. Более 80%! Таким образом в экономике сложилась схема, когда одновременно действие бюджетного правила, в соответствии с которым Минфин выкупает валюту на рынке, и экспортного паритета при образовании цен на сырьевую продукцию, приводит к росту цен производителей. Постепенно цены производителей через издержки транслируются на потребительские цены. Начинается рост потребительских цен – ЦБ реагирует на это мерами инфляционного таргетирования. В результате мы имеем очередной цикл снижения производственной и инвестиционной активности.
Как реагирует на это бизнес? Бизнес реагирует снижением инвестиций и резким ростов дивидендов. Сейчас в экономике соотношение дивидендов и инвестиций составляет примерно 60%. Это инвестиции с учётом амортизации, разумеется. В терминах макроэкономики это означает, что мы перешли к режиму простого воспроизводства основного капитала. А если мы посмотрим на параметры вывоза капитала, то поймём, что большая часть дополнительных доходов, которые бизнес получил от роста цен на сырьевые продукты, превратились в вывоз капитала. И при этом – в опережающие выплаты по внешним долгам предприятий. За прошлый год совокупный долг России сократился на 60 млрд долл. Это очень значительная величина.
Вчера вышла отчётность компании Роснефть, только за 1 год внешняя задолженность этой компании сократилась на 14 млрд долл.
Вывод простой: бизнес не видит цели для инвестирования внутри экономики. Экономика России растёт, но как? С одной стороны, мы видим, что рост цен на нефть не приводит к экономическому росту в тех масштабах, в которых должен был бы приводить. С другой стороны, мы видим, что промышленное производство выросло на 2,9%, а 64% этого роста – это производство сырья.
Вклад машиностроения, например, – 0,2 п.п. И это всё происходит при том, что в экономике есть значительный потенциал роста. Понятно, что потенциал у нас может быть трёх видов:
- Труд – свободные трудовые ресурсы,
- Производство – свободные мощности
- Финансы, которые могут всё это заставить работать.
Вот все три фактора. Всё показывает, что несмотря на длительный период низких темпов роста, этот потенциал остаётся всё ещё очень высоким.
Остановлюсь на финансах. В условиях конца 2018 года мы получили профицит бюджета 2,7 трлн руб., структурный профицит в банковской системе – 3 трлн руб., накопленные сбережения населения за 2018-й год – 2,5 трлн руб. Нетрудно посчитать, что это 8% ВВП. Призываю задуматься, что было бы с экономическим ростом, если бы хотя бы половина первой строки – профицита бюджета – была бы использована на цели экономического роста. То есть в принципе, чтобы в рамках 1-3 лет получить динамику выше 3%, нет никаких ограничений.
Ну и в заключение – о национальных проектах. Часто говорят, что экономическая политика в России не меняется. Нет, она меняется, я это показал в первой части. Но к сожалению, что касается макрофинансовой политики, она меняется не так, как нам хотелось бы. Но это понимаем не только мы, но и правительство. И возможно, даже Президент. Отсюда возникла идея, что макроэкономическую политику неплохо бы подкрепить специализированной политикой в области госфинансов. И возникла эта идея с нацпроектами.
Про них много говорят, но мало цифр. У нас есть расчёты, которыми я хотел бы поделиться. Вот цифры расходов в рамках нацпроектов за 3-хлетний период. Видно, что главные расходы по объёму – это демография, Национальный план развития магистральной инфраструктуры, здравоохранение и строительство автодорог.
Посмотрим на эффекты. Мы видим довольно странную картину: когда значимые направления, как автодороги и цифровая экономика на 760 млрд затрат формируют всего 31 млрд эффекта на ВВП. В чём проблема?
Одна проблема сегодня была озвучена ВВ Ивантером – нужно понимать, что из всего огромного объёма средств, 5,3 трлн рублей, реально новыми затратами являются развитие магистральной инфраструктуры – 813 млрд руб. – и цифровая экономика. Все остальные затраты – переформатирование госпрограмм.
Но и это не всё. Проблема в том, что в этих расходах на конкретные затраты предусмотрены не все средства, а только часть. Например, на строительство автодорог проектов практически нет. То есть, на самом деле, мы вошли в историю с нацпроектами без конкретных направлений расходования средств по большому количеству направлений. А в реальности это приведёт к тому, что совокупное действие нацпроектов в 2019 году будет минимальным.
Таким образом если говорить о перспективах 2019 года, пока они у нас вырисовываются не очень радужные. В нашем среднесрочном прогнозе от ноября 2018 года мы ожидали роста ВВП в 2019 на уровне 1,3%. С учётом результатов 2018 года и всего, что мы понимаем про развитие ситуации в 2019-м, я бы сказал, что текущая оценка снизилась до 1%. То есть, ситуация, скорее всего, не улучшится, а останется средне-плохой.
Паже
Как обычно, выступление г-на Широва замечательное и очень ясное. Поэтому у меня конкретных вопросов не будет. Его заключениям и выводам я доверяю. Из этого я вынес то, что экономический рост в России будет низким – он даже говорил про 1% в 2019-м. И он хорошо объяснил причины этого. Таким образом, я понял, что несмотря на потенциальные возможности роста, объективно эти возможности не будут использованы.
Ивантер
Это не только важный доклад. Не только потому что он приводит к 1%, с чем наверно не согласится новый начальник Росстата.
Доклад скорее не пессимистический, а оптимистический. Речь шла всё время о неиспользованном потенциале. Прямое увеличение стабилизации – можно понять властные структуры. Предполагалось, что экономическая стабилизация обеспечит и политическую стабилизацию. А оказалось, что не совсем так: что реальная консолидация общества не была связана с экономическими проблемами, а с геостратегическими проблемами.
С другой стороны, синдром политический, который дал этот результат – он не вечный. Доклады Широва и Гусева говорят, что мы балансируем в каких-то пределах. В своё время была такая шутка, что в 80-х гг. коммунизм заменили Олимпиадой. Я не политолог, но хочу напомнить, что в СССР с 1975 по 1985 жизненный уровень не падал. Он только не рос! С 1953 до 1975 он всё время рос. А потом остановился. И в 1985 году выяснилось, что не было ни одного желающего защищать эту власть, включая входящих в неё.
Что бы мы ни говорили, ключ к политической стабилизации – в экономической стабилизации. А население понимает стабилизацию не как постоянное сохранение, а как движение, стабильный рост. С другой стороны, что мне кажется важным для России – маловероятно, что какие-либо популистские лозунги будут восприняты населением. Версия такая, что завтра всё изменим – популярностью не пользуется.
Один пример для французских коллег. В России довольно активно идут митинги по «мусорной проблеме». Что нужно убирать мусор – это без сомнений. Но наши власти в очередной раз решили, что за это должно платить население за счёт своих доходов.
Мне кажется, что доклад Широва говорит о том, что у нас есть ещё какой-то запас времени, в который мы могли бы начать движение. Но если мы этим будем пренебрегать, тогда…
Паже
Добавлю одну вещь. Я один из самых старых участников семинара. Уже не знаю сколько раз поднимается эта проблема. Очень часто говорилось, что потенциальные возможности не использованы, что нужно найти более эффективную политику. И ничего не меняется.
Ивантер
Жан-Пьер, я не согласен. Здесь говорим конкретные вещи. Мост построили. Стадионы построили и на них играют в футбол. Коллеги сами были в Сочи и видели. Нет, не только говорильня.
Если брать за точку отсчёта, когда мы в первый раз приехали в Париж, то конечно, всё ухудшилось за это время (если смотреть на возраст зданий), но конечно, другая жизнь, другая экономика…
Хочу чтобы правильно был понят Широв. Он не предсказывает катастроф. Он говорит – вот ресурсы, но мы используем их крайне ограничено.
Версия о том, что власть не прислушивается – неверна. Довольно активно идут обсуждения. Основная проблема заключается в распределении ответственности. Если вы не делаете ничего, вы и не отвечаете. А надо, чтобы отвечали.
Афанасьев
По поводу ВВП – вчера Клепач сказал, что никаких 2,3% нет, максимально 1,5. Алексашенко то же сказал из Вашингтона. Вопрос следующий – Вы сказали, что это в пределах статистической ошибки. Но это на самом деле не может быть статистическая ошибка, в пределах 1% ВВП. В Италии ошибка в 0,1% уже была предметом разбирательств.
Широв
Про Клепача и Алексашенко. Что касается Клепача, он, как сотрудник нашего института, имеет то мнение о статистике, которое у него сложилось под влиянием данных, которыми он обладает. К слову, версия про 2% – я с ним общался в ноябре. Он её не очень воспринял. Если говорить про пересмотр оценок ВВП, то есть пример США, где оценка ВВП пересматривалась до 1п.п.
Это в принципе возможно. С тем объёмом досчётов, который там есть… Речь идёт не о 1п.п., разница между 2,3 и 1,8 – всего лишь 0,5 п.п.
Исходя из тенденций, которые есть в экономике, мы считаем, что такие цифры возможны.
Промпроизводство выросло почти на 4%. Между динамикой пропроизводства и ВВП разрыв более 1 п.п. Если мы верим в 1,5% роста ВВП, то разрыв будет 1,5%.
Самое главное – как мы качественно оцениваем этот рост. А качественно мы его оцениваем так, что никаких изменений реально в экономике не произошло. Мы просто получили резкое ослабление курса рубля при растущих ценах на нефть и во второй половине года сбросили спрос на импорт в аварийном порядке. Чисто арифметически получили больше ВВП в этом году – значит, в следующем меньше получим. Как росли за счёт сырьевых своих производств, так и продолжаем расти.
Ивантер
Это не первая и не последняя проблема. В своё время Григорий Ханин провёл большие исследовательские работы и выяснил, что если брать за базу 1913 год, то мы выросли не на 40%, а на 25%. Я говорю – и чего? И что дальше?
Если макростатистика – это оценка качества нашей жизни и качества правительства – то это глупость. Она говорит, в ту мы сторону едем, или не в ту. И меняется скорость или нет. Если статистика каждый раз врёт одинаково, то она меня вполне устраивает. А версия, что статистика даёт истину… За истиной идите в церковь.
Во-первых, всё это неудачно получилось. Впервые в России статистикой стал заведовать не статистик. Такого просто не было раньше. Это нехорошо. Что за спешка была с пересчётом? В неравновесном состоянии это вызывает раздражение.
Что касается Алексашенко – он профессиональный оппонент и борец.
А что касается Клепача – я понимаю. Для чего используется число?
Рост ВВП показывает качество работы Президента и правительства. Других способов нет.
Когда был премьером Фрадков, я ему говорил, что около Белого дома ни разу не ходили люди с требованиями повысить ВВП.
Много лет при СССР была попытка с помощью статистики узнать, как жизнь устроена. Характеризует ли валовая продукция объём работы предприятия? Характеризует. До тех пор, пока она не становится оценочным показателем. Почему? Потому что есть незавершённое производство. Мне нужно было выполнить план – два способа. Либо выпускать продукцию, либо брать со склада металл, который также становится объёмом продукции. Дальше мы играли в отгруженную продукцию, реализованную продукцию. И всякий раз выяснялось, что директора предприятий находили способы бороться.
Мин-во экономики оценивает качество завода НЛМК? Просто не оценивает, это не его дело. А г-н Лисин знает, кто там как работает, иначе бы он давно обанкротился.
Мы по-прежнему будем пользоваться для макрооценок показателем ВВП. Но хотя бы надо понять, что в него входит. Как только это объясняют люди, которые не понимают, что туда входит…
Москва, 1937 год. Отдел финансов, в котором уже 6 начальников арестованы. Нет ни одного человека выше экономиста. А надо делать сборник статистический. Финансисты заказывают материал от остальных отделов, чтобы оценить прирост оборотных средств. И они заказали финансовый баланс боеприпасов. Прирост боеприпасов входит в финансовый баланс страны. Председателем ГКС был г-н Вознесенский. Он фактически спас этих людей, не пустив информацию. А эти люди искренне хотели всю информацию иметь.
Очень жаль, что сейчас из 0,5% будет устроено политическое шоу, заключающееся в том, что власть хочет обманывать страну, не замечает разницы между ростом и падением…
Дело в том, что я каждый раз выступал против того, чтобы подчинять Росстат мин-ву экономики, это ошибочно. И уж очень грубой ошибкой было заявление министра экономики (и минфина) по поводу того, правильно считает Росстат, или неправильно. Ни тот, ни другой не являются статистиками. Но такие же операции проведены сейчас со счётом производительности труда. Для статистика самое главное – чтобы были надёжные сравнимые ряды. Нет рядов – они оказываются беспомощны.
