Международный журнал «Проблемы теории и практики управления»
Над поиском ответа на эти вопросы в беседе с ответственным секретарем журнала Павлом Шинкаренко размышляет директор Института народнохозяйственного прогнозирования Российской Академии наук, академик Виктор Ивантер.
– Виктор Викторович, в последние три-четыре года и специалисты органов управления страной, и аналитики мировых институтов постоянно ошибаются в оценках роста российской экономики – прогнозы всегда оказывались скромнее реальности. Чем можно объяснить подобные расхождения между реальностью и прогнозом?
Действительно, отечественная экономика развивается быстрее, чем предсказывают международные эксперты и государственные чиновники. Многие упрекают аналитиков за то, что те, якобы, неверно определяют цены на нефть. Они исходят из того, что эти цены обусловливают прирост валового внутреннего продукта. А коль стоимость барреля, даже высокая, остается стабильной, то и экономика не должна развиваться. Но, мне кажется, причина расхождений другая. Ускоренный экономический рост в России происходит за счет трех факторов, которые действительно трудно учесть.
Первый фактор. Начиная с 2000 г. очень сильное влияние на экономику оказывала политическая стабильность, создавшая определенный климат доверия. В том смысле, что бизнес и население стали понимать действия властных органов. «Капитаны» российского бизнеса верят, что в ближайшее время страна не окажется на грани нового дефолта или какой-то другой кризисной ситуации. Например, была сделана попытка провести монетизацию льготы негодными средствами, но, к счастью, была во-время исправлена ошибка. В этих условиях бизнес начинает инвестировать, население – сберегать деньги. Отчасти, эти накопления потом тоже становятся инвестициями. Конечно, и бизнес, и население при этом рискуют, но этот риск, как мне кажется, оправдан.
Второй фактор заключается в том. что мы уже построили рыночную экономику. Понятно, что рыночная экономика и благополучная экономика – не одно и то же. Рыночная экономика может быть неблагополучной. Наша экономика уже не плановая и не командно-распределительная. У нас работают рыночные механизмы. Пусть не так, как нам хотелось бы. Но где в мире они работают так, как хотелось бы? Такого не бывает. Верно и другое: российская правовая система устроена не до конца, слаба банковская система. Тем не менее они же работают! И совершенно не похожи на те, что были в 1992–1993 гг. Да, у банковской системы есть проблемы. Но она обслуживает экономику на рыночных основах. К чему мы шли последние 15 лет? К тому, чтобы экономика была более эффективной. Реформирование вообще не может быть самоцелью. Модернизировать и совершенствовать нужно лишь то, что мешает экономическому росту.
Третий фактор экономического роста вытекает из двух предыдущих. Речь идет о том, что в рыночной экономике огромное значение имеет адаптационный механизм. Да, методики расчетов экономического роста давно отработаны. Такие модели создавали еще нобелевские лауреаты Василий Леонтьев и Леонид Канторович. Причем они доказали, что в рыночной экономике расчеты невозможно вести с аптекарской точностью. Примеры действия адаптационных механизмов были и в советской экономике. Так, во время Великой Отечественной войны страна потеряла Южную ресурсную базу и производство в Центральной России. Весь мир считал, что после этого мы не сможем восстановить выпуск военной техники и вооружений. А мы смогли.
Или другой пример. В конце 50-х годов началось массовое жилищное строительство. Учитывая ограниченные ресурсы цемента и металла, казалось, придется остановить производственное строительство. Справились и с тем и с другим. Вот и сегодня включились адаптационные механизмы. В 1999 г. один из самых авторитетных экспертов в области электроники Юрий Маслюков, став вице-премьером, заявил, что «в России электронной промышленности нет и никогда не будет – мы отстали на всю жизнь». А в 2006 г. министр промышленности и энергетики Виктор Христенко утверждал, что к 2010 г. Россия сумеет ликвидировать отставание в этой отрасли. Это доказательство того, что экономика умеет адаптироваться. И это является основанием для оптимистического прогноза.
По нашим расчетам, в ближайшие два-три года средние темпы роста ВВП России могут составить 7,5-8%. При этом сырьевые отрасли в силу естественных ограничений не смогут прибавить больше 3%. Это означает, что основная доля будет обеспечена перерабатывающими и обрабатывающими отраслями, где темпы роста должны приблизиться к двузначным цифрам. Понятно, что эти отрасли сейчас находятся на низком базовом уровне, но все же именно они станут основой экономического роста.
– Сейчас многие эксперты предрекают стагнацию российской экономики в результате падения цен на нефть. Что нужно сделать, чтобы избежать подобного сценария?
– Прежде всего замечу, что российская экономика и сегодня «нефтяных денег» не видит. Посудите сами. В 2006 г. из-за границы в страну поступило только 5 млрд долл. В то же время наши нефтяные корпорации инвестируют за рубежом порядка 10 млрд долл. Добавьте к этому 300 млрд долл., которые осели в золотовалютных резервах и 80 млрд долл. которые хранятся в Стабилизационном фонде и на российскую экономику не работают. Даже инвестиционный фонд, пусть и небольшой, хотя и сформирован, но деньги эти в экономику не пошли, так как нет достаточно проработанных проектов. Для экономического роста необходимы определенные институциональные решения. Разумеется, в предыдущие годы было уже много сделано в этом плане, и многое предстоит сделать.
С моей точки зрения, для роста экономики в ближайшие годы необходимо принять принципиальные меры. Первая мера – превратить Банк России в кредитора последней инстанции. В принципе, ставка рефинансирования у нас есть, но она не работает. Банк России не раз заявлял, что намерен заняться этим сложным инструментом, но пока не получается. В то же время надо понимать, что без эффективного решения данной задачи на серьезные инвестиции в экономику рассчитывать не приходится. Несомненно, российская банковская система уже сформировалась. В российских кредитных организациях работают в целом профессионалы высокого уровня. Банки неплохо оснащены технологически, налажена система платежных отношений. Главный недостаток – у системы нет «длинных» денег, но ими располагает государство. При этом не секрет, что государственные инвестиции неэффективны.
Вторая мера связана с механизмом регулирования. Часто можно слышать, что всякие государственные деньги – государственные инвестиции. Но это не так. Деньги, которые проходят через коммерческий банк, – это коммерческие деньги, каков бы ни был их источник. Схема может быть следующей. Предприятие обращается в серьезный банк за долгосрочным кредитом. Банк, проанализировал кредитоспособность заемщика, получает от него надежный вексель или другие ценные бумаги. Коммерческий банк закладывает эти бумаги и получает от них средства в Банке России. Тогда может заработать ставка рефинансирования, и Банк России будет реально осуществлять контроль над инвестициями, поскольку у него появляется мощный инструмент регулирования. Если сегодня ставка рефинансирования составляет, например, 11%, то заемщики смогут взять «длинные» кредиты в коммерческих банках не менее чем под 15%. Снижая ставку рефинансирования, Банк России увеличит объем инвестиций. Если экономика начнет «перегреваться», то ставку можно будет повысить. Такой механизм действует в развитых странах. Алан Гринспен, в недавнем прошлом глава Федеральной резервной системы США, ставил перед собой одну задачу – благополучие американской экономики. Его не интересовали финансово-технологические проблемы. И лучшего способа регулирования экономики пока не нашлось. Мы же пытаемся придумать то, чего в мире не существует, вроде «долевого участия в строительстве». Во всем мире строителей финансируют банки, а у нас – население. Возможно, так сложилось потому, что население российским банкам не доверяло, а стройку можно увидеть «в натуре». В результате возникли финансово-строительные пирамиды и появились тысячи обманутых дольщиков. Пока таких 20-30 тыс., но уже 100 тыс. таких «соинвесторов» могут поколебать установившуюся социальную стабильность. Финансовых пирамид не было бы, если бы работала система рефинансирования. Банк России в отличие от дольщиков, даже искушенных в строительном деле, в состоянии проверить строительную организацию, которая приходит за кредитом (есть ли у нее вся необходимая документация, может ли она вообще что-нибудь строить и т.п.).
Конечно, ни «Газпрому», ни «Роснефти» система рефинансирования не нужна. Но если мы всерьез говорим о диверсификации экономики, о развитии перерабатывающих и обрабатывающих отраслей, строительства, то им эта система крайне необходима, поскольку может стать стимулом экономического роста. При этом не нужно менять наше законодательство, все необходимые правовые условия для этого уже созданы.
– Динамичное развитие экономики, ее возрастающая открытость внешнему миру требуют высокого профессионализма со стороны специалистов всех уровней – от рядового работника малого предприятия до топ-менеджера крупной корпорации. Какие проблемы существуют в этой сфере?
– Одна из важнейших проблем связана с тем, что в нашей стране имеются все рынки, кроме рынка труда. К сожалению, несмотря на все новые законы, система трудовых отношений сохранилась такой, какой была при советской власти. По-прежнему действует принцип: как нам платят, так мы и работаем. Дешевый труд тормозит наш экономический рост. Дешевая рабочая сила – это вовсе не наше конкурентное преимущество. Дешевая рабочая сила в других странах может работать эффективно. В России такого нет. У нас есть люди, готовые за маленькие деньги ничего не делать. Кроме того, дешевая рабочая сила становится барьером на пути трудосберегающих технологий, а поскольку демографическая ситуация в ближайшие годы, скорее всего, будет только ухудшаться, одной из важнейших задач становится коренная реорганизация рынка труда. Без этого эффективной и растущей экономики просто не получится.
Эти проблемы, надеюсь, найдут свое отражение в прогнозе социально-экономического развития России до 2020 г., который принят правительством. Надо поднять заработную плату квалифицированных рабочих и инженерно-технологических кадров в промышленности. Если люди будут хорошо зарабатывать, то они будут оплачивать услуги жилищно-коммунального хозяйства и платить налоги. А, начав платить, станут интересоваться, как государство этими налогами распоряжается – это уже признак гражданского общества, которого у нас пока нет. Перенос налогового бремени на население, в свою очередь, снимет часть нагрузки с бизнеса. Следовательно, он станет более эффективным и активным.
Как показали итоги 2005-2006 гг., оживление потребительского и корпоративного сегментов довольно существенно двинуло вперед экономику. В результате повысился уровень жизни населения. Надо поддерживать это направление и использовать данный существенный фактор экономического роста.
В связи с этим выскажу еще несколько соображений. Квалифицированных рабочих у нас сейчас очень мало. Если бы было достаточно слесарей, токарей, фрезеровщиков, проектировщиков, технологов высокой квалификации, то решение могло бы быть простым. А пока этого нет, интенсивность труда остается еще очень низкой. Пока мы в строительстве используем дешевый труд приезжих рабочих – а свои за такие деньги работать не хотят, – качество будет соответствующее.
Генри Форд-первый эту проблему решил давно. Он доказал, что повышение зарплаты – это не благотворительность. Высокая производительность труда стимулируется высокой зарплатой, а не наоборот. Следовательно, надо повысить минимальную заработную плату (в США она сейчас составляет 1 тыс. долл. в месяц). Если человека нанимает на работу частное предприятие, то государство больше не должно им заниматься – это проблема предпринимателя. Однако не всякого человека возьмут на работу, поскольку не каждый будут отвечать высоким требованиям, которые сопровождают высокие заработки. Следовательно, у нас возникнет структурная безработица. У органов власти будет два варианта действий: либо содержать безработных, либо платить за их переподготовку. При этом бизнес не может перепоручить это дело целиком государству, потому что только он знает, сколько и каких работников ему требуется, какими должны быть их компетенции. Бизнес не должен диктовать, скажем, Московскому государственному университету, как готовить студентов, он знает сам, кого как учить. А вот если речь идет о рабочих кадрах для промышленности, здесь бизнес все знает точно. Надо обеспечить колледжи (профтехучилища), техникумы мастерами и преподавателями. Государство должно взять на себя финансовое обеспечение подготовки и переподготовки кадров. Это очень хороший повод для государственно-частного партнерства в сфере образования.
Следует также понимать, что как только мы повысим уровень зарплаты в обрабатывающей и перерабатывающей промышленности, в тяжелом положении окажутся сырьевые отрасли. Наверное, не надо объяснять, в каких условиях добываются нефть, газ и уголь. Замечу лишь, что в этих отраслях зарплата только относительно высокая. Поскольку новых работников привлечь в эту сферу будет трудно, предприятия вынуждены будут переходить на трудосберегающие технологии и повышать производительность труда. Все это касается не только кадров для промышленности, но также и врачей, и учителей. От того, что не проводятся их переподготовка и повышение квалификации, падает уровень медицинского обслуживания и образования. Дешевая рабочая сила наносит России большой вред. Это не значит, что следует уже завтра установить европейский или американский уровень зарплаты. Мы должны ориентироваться на собственный стандарт жизни и зарплата должна ему соответствовать. Кроме того, нам следует поменьше отдыхать. У нас слишком много праздников, как будто наша страна – абсолютно благополучная, давно вышедшая из кризисов. Три недели – каникулы зимой. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы страна перешла на 48-часовую рабочую неделю – с возможностью сверхурочной оплаты, как это делается, например, в Южной Корее. Причем речь идет не только о производительности, но и об интенсивности труда. Пусть эта мера и непопулярна, но она необходима. Мы еще не вышли из кризиса, и я не вижу ничего дурного в том, чтобы увеличить продолжительность рабочей недели с соответствующей компенсацией.
И последнее. Не надо бояться «страшилок» – падения цен на нефть и присоединения России к ВТО. В 1999 г., когда цены держались на уровне 9 долл. за баррель, мы смогли вытеснить импорт из наших магазинов. Так чего бояться сейчас? Говорят, ВТО погубит наше сельское хозяйство. Это неправда. Мы получили возможность дотировать его на 10 млрд долл. в год, в то время как сейчас оно получает от государства только 1 млрд. Так попробуем ему дать столько, сколько нужно, и тогда посмотрим. То же самое относится и к другим отраслям – самолетостроению, автомобильной промышленности, высоким технологиям. Не надо рассматривать присоединение к ВТО как политическую премию. Как только мы так ставим вопрос, партнеры по переговорам начинают на нас давить. Нам же самим надо научиться разумно пользоваться человеческими, финансовыми, природными ресурсами, которые у нас есть. И успех, я уверен, будет обеспечен.
