Интерфакс 11.04.2022
Москва. 10 апреля. INTERFAX.RU – События вокруг Украины влияют не только непосредственно на саму экономику и, соответственно, на политический расклад сил, но и на решение важнейших, пока остающихся в тени глобальных проблем. К ним относится, в частности, проблемы изменения климата и его последствий для экономики и “зеленая” повестка устойчивого развития в целом. Об этом наш специальный корреспондент Вячеслав Терехов беседовал с научным руководителем Института народнохозяйственного прогнозирования РАН академиком Борисом Порфирьевым.
Кризис и санкции: свет и тени для экологии и климата
– В связи с событиями на Украине темы климата и зеленой экономики, похоже, ушли в тень, а может быть, вообще отложены “в долгий ящик”?
– Геополитический и геоэкономический кризис вокруг Украины, несомненно, уже повлиял и будет сказываться на расстановке приоритетов мировой повестки дня, включая проблемы климата и перехода к зеленой экономике. Однако эти проблемы по определению являются долгоиграющими, и все связанные с ними решения – от корпоративного до глобального уровня – изначально рассчитаны на десятилетия. Кроме того, при всей актуальности текущего кризиса, он не отменяет значимости других глобальных проблем, к которым, помимо климата, относится та же продолжающаяся пандемия коронавируса, которую почему-то многие уже поспешили считать решенной. Поэтому если и говорить об уходе климатической повестки в тень, то исключительно как о временном и относительном явлении; разговор же про уход с повестки дня и “долгий ящик”, мягко говоря, некорректен.
На самом деле, в странах-участницах Парижского соглашения продолжается подготовка к очередной, 27-й конференции ООН по климату. В центре ее внимания, судя по всему, будут вопросы адаптации населения и экономики к изменениям климата – важная, но пока явно недооцененная тема климатической повестки. И на государственном, и на корпоративном уровнях продолжается реализация низкоуглеродных стратегий и проектов экономического развития. Россия никоим образом не является исключением. Несмотря на сложность текущей социально-экономической ситуации, идет активная работа, в которой сам принимаю посильное участие, по реализации принятой в 2021 году Федеральной научно-технической программы в области экологического развития и климатических изменений до 2030 года, а также важнейших инновационных проектов государственного значения, два из которых непосредственно связаны с климатической и “зеленой” повесткой – по высокоточному мониторингу климатически активных веществ и по развитию низкоуглеродной энергетики, являющейся стержнем так называемого энергоперехода.
– Что подразумевает и откуда и куда идет переход?
– Переход происходит в сторону более диверсифицированного производства энергии, повышения роли возобновляемых ее источников, следуя тренду на декарбонизацию, а также более эффективного использования энергии. Это, соответственно, ведет к снижению энергоемкости производства и доли углеводородов в генерации энергии. Последние события привели к резкому сокращению части стран (но не тотальному отказу!) от использования углеводородов, вызвав резкое повышение цен на них. Тем самым это способствовало повышению актуальности и конкурентоспособности разработок в области энергоэффективности и возобновляемой энергетики, которая пока остается достаточно дорогим “удовольствием”.
– Получается, что санкции ускорили движение за стабилизацию климата и экологическую чистоту?
– Это так, но лишь с одной стороны. На самом деле связанный с ними и ростом цен на углеводороды эффект для климатической и в целом “зеленой” повестки противоречив и включает существенные негативные последствия. Так, рост цен на углеводороды и попытка ослабить зависимость от их российских поставок привели к тому, что целый ряд стран, и прежде всего Германия, увеличили потребление угля – одного из главных источников выбросов экологически вредных веществ и парниковых газов. Соответственно, эти выбросы увеличились, прежде всего в Европе, снижая комфортность среды в первую очередь для городского населения. Более 90% тех, кто живет в городах, согласно свежему отчету Европейского агентства по охране окружающей среды, дышат воздухом с содержанием канцерогенно опасных взвешенных частиц, превышающим нормы ВОЗ (Взвешенные частицы – это распространенный загрязнитель атмосферы, включающий смесь твердых и жидких частиц, находящихся в воздухе во взвешенном состоянии – ИФ).
Далее. Рост возобновляемой энергетики требует для обеспечения устойчивости энергоснабжения значительных резервных мощностей на традиционном топливе, прежде всего угле и газе, цена которых существенно выросла. Это в свою очередь, ведет к удорожанию самих мощностей. Кризис и санкции также привели к росту цены на редкоземельные и другие металлы, необходимые для производства солнечных и ветровых энергоустановок. Все это в итоге ведет к увеличению суммарных издержек энергоперехода, которые и без того значительны.
По оценкам нашего института еще начала 2021 года, совокупные инвестиции, необходимые для достижения одного из главных целевых показателей энергоперехода – нетто-нулевого уровня выбросов парниковых газов к 2050 году – достигают в целом по G20 в среднем в год порядка 11% суммарного ВВП, превышая необходимый для сохранения устойчивой экономической динамики порог затрат на энергию в 10% ВВП. При этом разброс по странам весьма велик – от 6,5% в США, 9,5% в ЕС до 13% в Китае, 18% в Индии и более 20% в России и странах Ближнего Востока. Оценки зарубежных коллег, в частности, аналитиков из известных консалтинговых компаний McKinsey и Wood Mackezie, опубликованные в январе этого года (отличаясь, хотя и не во всем, и в разную сторону от приведенных выше), в целом подтверждают очень высокую цену энергоперехода. Эта цена, очевидно, возрастет в связи с упомянутыми последствиями геополитического и геоэкономического кризиса вокруг Украины.
Торопиться к “нулю” надо медленно!
– Нередко можно услышать фразу, что борьба за климат – это дымовая завеса для получения приоритетов в развитии собственной промышленности. Так ли это?
– Прежде всего, сама климатическая проблема, точнее изменений климата и его последствий – не дымовая завеса и не мистификация (hoax по Трампу); она реально существует и является серьезным вызовом устойчивому развитию. Об этом свидетельствуют и публикации авторитетных ученых, и практический опыт, по крайней мере, двух последних поколений. Иное дело – политика мирового сообщества и конкретных государств в отношении этой проблемы и способов ее решения, включая базовые международные соглашения, в первую очередь Рамочную конвенцию ООН по изменению климата, РКИК, 1992 года и Парижское соглашение по климату 2015 года, решения конференций сторон РКИК и национальные стратегии. Между ними нередко существуют разрывы и противоречия, отражающие, прежде всего, интересы конкретных игроков (политико-экономических групп).
Наглядный пример: Парижское соглашение, которое ратифицировали без малого 200 стран, включая Россию, в целях стабилизации климата предусматривает непревышение роста среднеглобальной температуры по сравнению с серединой XIX века на 2°С (предпочтительнее 1,5°С) до конца текущего века. Это может быть достигнуто благодаря совместным усилиям всех государств по разработке и реализации: а) стратегий социально-экономического развития с низким уровнем выбросов парниковых газов и б) национальных планов адаптации к изменениям климата, причем в контексте достижения целей устойчивого развития, прежде всего ликвидации нищеты. При этом специально подчеркивалась, учитывая специфику государств, свобода выбора государствами путей реализации перечисленных задач. Необходимо также учитывать связанные с этим риски, недооценка которых может привести к ситуации, когда лекарство оказывается хуже болезни. Стороны [РКИК] могут страдать не только от изменения климата, но также от воздействий мер, принимаемых в целях реагирования на него.
Спустя всего несколько лет, сначала в политике ЕС, затем других ведущих экономик и под их влиянием в решениях конференций сторон РКИК, включая последний саммит в конце 2021 года в Глазго, эти ключевые положения уступили место императивам ускоренного транзита всех стран к низкоуглеродной, а затем нетто-нулевой экономики к 2050 году (получившего название “гонки за нулем”). Предполагается, что это может быть достигнуто за счет ее декарбонизации и энергоперехода, о последствиях которых для разных экономик говорилось ранее. При этом почти полностью игнорируются планирование адаптации и необходимость встраивания усилий по снижению нетто-выбросов парниковых газов в стратегии устойчивого развития с приоритетами социально-экономических целей. Напротив, в новой модели климатической политики все, что способствует достижению углеродного нетто-нуля, включая трансграничный углеродный налог, автоматически считается выгодным для экономического роста.
Как говорится, почувствуйте разницу! Уже вполне тянет на дымовую завесу, которая прикрывает реальными проблемами изменения климата и их последствий для экономики новый, весьма действенный инструмент конкурентной борьбы.
При этом нет речи об отрицании необходимости энергоперехода для российской экономики. Ее ахиллесовой пятой остаются высокая энергоемкость производства и ограниченная эффективность передачи и потребления энергии, но, в то же время, несомненным достоинством является структура электрогенерации – одна из наиболее экологически и климатически устойчивых в мире, в которой до 40% приходится на низкоуглеродные источники (ГЭС, АЭС, ВИЭ) и еще 45% – на газ, не только более эффективное, но и существенно менее вредное для окружающей среды топливо. Поэтому обоснованной представляется стратегия плавного, а не амбициозно-ускоренного энергоперехода, основанного, во-первых, на значительном повышении энергоэффективности, обеспечивающего снижение экономических издержек и возможность сокращения эмиссий порядка 800 млн тонн СО2-эквивалента к 2050 году. Во-вторых, на постепенном повышении доли низкоуглеродных источников электрогенерации – до 45% в 2035 году и до 50-52% – в 2050 году. Как говорили древние, Festina lente (“торопись медленно”).
Не кризисом единым: климат и экология для долгосрочного развития
– Каким образом усилия по стабилизации климата влияют на поддержание высоких темпов экономического роста?
– В постановке вашего вопроса очень существенно слово “поддержание”. Оно подразумевает обеспечение устойчивости роста, динамичности экономики, прежде всего в долгосрочной перспективе, что едва ли не важнее собственно темпов роста, которые, кстати говоря, довольно редко бывают устойчиво очень высокими. Именно в этом контексте климатические и экологические факторы имеют принципиальное значение для экономики, которое в обозримом будущем будет только возрастать.
Природно-климатические факторы критичны для существования человека и его хозяйственной деятельности, обеспечивая жизненно необходимые условия и ресурсы (которые применительно к окружающей среде получили наименование экосистемных услуг). Изменение качественных характеристик воздуха, воды, почв, а также биоразнообразия, которое происходит в результате усиливающегося воздействия хозяйственных систем и связанных с ним изменений климата, влечет за собой ухудшение условий воспроизводства материальных благ и самого человека. Чего только стоят загрязнение воздуха и воды, лесные пожары и деградация мерзлоты, уже сменившей название с вечной на многолетнюю! Все это негативно отражается на производительности труда, экономики в целом и, в конечном счете, на устойчивости и темпах экономического роста. В свою очередь, без этого трудно (если вообще) достижимы повышение качества и уровня жизни людей, структурно-технологическая модернизация хозяйства. Ведь на все это нужны инвестиции, единственным источником которых являются рост доходов от экономической деятельности, который материализуется во всем известном ВВП.
– Получается обратная связь.
– Именно так, и единственный вопрос – что первично, что является первоочередным объектом инвестиций для обеспечения устойчивости: экономика, экология, климат? Ответ заключается в том, что интегралом всех этих трех измерений устойчивости, ее одновременно субъектом и объектом является человек. Без наращивания вложений в человеческий капитал и экономику знаний (здравоохранение, образование, науку, культуру), которые (по доле в ВВП) в России пока уступают ведущим мировым экономикам вдвое, не добиться модернизации структуры экономики и технологий, и, соответственно, ни снижения климатических рисков развития (включая сюда не только снижение техногенных выбросов и поглощения углерода экосистемами, но и адаптацию населения и экономики к изменениям климата), ни экономической, социальной и экологической устойчивости.
При этом кризис не может рассматриваться как причина или предлог для откладывания или секвестрации таких инвестиций и затрат. Напротив, именно вложения в человека, его здоровье и образование, способны – благодаря опыту и знаниям, материализованным в промышленных и управленческих технологиях – смягчать не только текущие, но и будущие кризисы. Это лишний раз подтвердила пандемия коронавируса, масштабы и тяжесть которой для населения и экономики были бы кратно выше без эффективных вакцин, первые заделы по которым были созданы отечественными учеными в тяжелые для страны 1990-е годы.
– В международных документах, касающихся климата, говорится о необходимости проведения детализированной классификации и стандартизации промышленного оборудования и технологий в соответствии с критерием удельной углеродоемкости. Такая классификация может стать слишком серьезным ударом по нашей промышленности, учитывая, что значительная часть отечественного оборудования морально и физически устарела.
– Упомянутый вами процесс классификации и стандартизации, действительно, активно осуществляется в ведущих экономиках мира, включая передовые развивающиеся страны, причем существенно выходя за рамки “климатических” и “зеленых” технологий. Новая таксономия охватывает финансовый сектор, ориентируя банки и инвесторов на приоритет так называемых ESG (environmental, social, governance) критериев в принятии решений (ESG критерии – это набор характеристик, по которым можно оценить социальную и экологическую ответственность бизнеса, меры, которые принимает компания, чтобы улучшить окружающий мир – ИФ). В России эта работа также началась, прежде всего усилиями бизнес-сообщества, ЦБ и ВЭБ.РФ, которые подготовили ряд методических материалов, учитывающих специфику российских условий при использования “зеленой” таксономии. В частности, предусмотрены переходные позиции, которые позволяют выиграть время для необходимых преобразований и снижающие риск для отечественного бизнеса попасть под дамоклов меч новых правил игры на “зеленом” поле, эффект от которых – при неблагоприятном сценарии – может оказаться под стать санкционному. Кроме того, идет работа по совершенствованию справочников наилучших доступных технологий, что также необходимо, учитывая, что применение ESG-критериев требует не только инвестиций, но и научно-технических разработок. Нынешний кризис, очевидно, осложняет и тормозит, но не отменяет рассматриваемый процесс, поскольку Россия, с одной стороны, объективно нуждается в повышении уровня технологий, обеспечивающих улучшение качества жизни людей, с другой стороны – остается частью мирового хозяйства, неотъемлемым современным атрибутом которого являются и останутся новые климатические и “зеленые” стандарты.
– И в заключение. Вы – научный руководитель института прогнозирования. Ваши ожидания в отношении будущего обсуждаемых проблем?
– За любым кризисом всегда следует посткризисная фаза. И вот на этой посткризисной фазе, уверен, “зеленая” повестка снова окажется в фокусе внимания политиков и бизнеса, общественности и СМИ, всей системы международных отношений в сфере экологии, климата и, конечно, экономики. Вероятно, уже в среднесрочной перспективе отставание в темпах энергоперехода в период кризиса ведущих экономик, прежде всего ЕС и США, может быть сокращено, хотя и недешевой ценой. Но в чем приходится мало сомневаться – это в росте масштабов и ускорении, в отдельных случаях прорывном, ведущими экономиками мира научно-технологических разработок, отвечающих вышеупомянутым ESG-критериям и ориентированных на достижение целей устойчивого развития. В этой гонке России будет очень непросто, но дорогу осилит идущий.
Борис Порфирьев
