24 декабря 2020 года старший научный сотрудник ИНП РАН Кошовец О.Б. выступила с докладом на Четвертом Российском экономическом конгрессе (конференция Методология, история экономической мысли и экономическая история, сессия Тенденции эволюции экономического знания).
Тезисы
Экономическая наука (теория) одна из немногих дисциплин из корпуса общественных и гуманитарных наук, которая не только целенаправленно выстраивалась и развивалась в строгом соответствии со стандартами математизированного естествознания, но и имеет устойчивый имидж позитивной науки, в том числе благодаря позитивистской методологии науки.
Вместе с тем, генезис практик экономического знания показывает, что первичным является ненаучное экономическое знание. Исторически формируясь в рамках других практик, экономическое знание, производимое учеными (научными институциями) является неполным, а потому необходимо достраивается в рамках актуального взаимодействия с другими сферами. Ключевой из них является сфера управления государством. Мы полагаем, что после институционализации экономики как научной и учебной дисциплины в конце XIX – начале XX вв., решающее воздействие на развитие ее эпистемической культуры оказало взаимодействие с властью, в рамках перехода государства к новому типу технократического управления и привлечения экономистов в систему управления.
Бурное развитие во второй половине XIX в. пост-гауссовой математики и статистики обязано своим успехами не только математическим достоинствам, но идеальным соответствием практикам социального управления и делового администрирования, выстраиваемым капиталистической экономикой и связанной с ней государственной бюрократической системой. С этой точки зрения экономика развивалась не столько как фундаментальная наука, которая подразумевает поиск истины, объективных законов и создание наиболее полной и точной репрезентации объекта, сколько в прикладном инженерном ключе, как эффективная теория, которая предполагает создание верифицируемого знания, позволяющего делать предсказания и управлять объектом знания по заданным параметрам. Однако когда такая эффективная теория привлекается для целей государственного управления, она неизбежно подвергается серьезной деформации, связанной с целями бюрократа /политика (экономическая статистика выступает средством публичной отчетности и перераспределения ответственности – вместо личной ответственности за конкретные факты солидарная ответственность за общие, “средние” результаты) и, таким образом, начинает воспроизводиться в принципиально иной, нежели научное сообщество среде, подчиняясь закономерностям развития этой новой сферы.
По-видимому, ключевой поворотной точкой сращивания научных практик производства экономического знания и государственной власти нужно считать проекты первой половины XX в. по реорганизации общества на рациональной основе. Наиболее репрезентативным в этом отношении является конструктивистский проект “Эконометрика-1930” – деятельность по перестройке экономической науки в соответствии с представлениями группы экономистов о научном знании, способах его получения и о роли экономической науки в современном мире. Этот проект, будучи выраженно естественно-научно и сциентистски ориентированным (квантификация экономического знания на теоретическом и эмпирическом уровне и его перестройка на основе синтеза с математикой и статистикой, декларативный отказ от оценочных суждений, политических, финансовых и иных интересов), при этом имел явную конструктивистско-инженерную интенцию, а именно отказ от репрезентации в пользу преобразовательного отношения к реальности и соответствующего нового типа экономического мышления (когнитивных схем). Последнее, по сути, являлось ответом на запрос политики на профессиональную экспертизу (однако постепенно превратилось в средство производство легитимного экспертного мнения, обосновывающего любую необходимую экономическую политику).
Не менее показателен в этом отношении советский проект преобразования экономической науки и особая роль в нем темы НТП: от выстраивания системы госпланирования на основе экономической экспертизы, в рамках которой наука является носителем научной (в смысле прогрессивной) теории и обеспечивает научность (в смысле реализуемость) построения нового типа общества (социальной утопии) до встраивания (включения) части институтов Академии наук (и части научной элиты) непосредственно в систему госуправления и превращение науки в госпредприятие, занятое научным производством. В рамках этой трансформации научность (и прогрессивность) знания как ключевые эпистемические (и социальные) ценности утрачивают свои позиции – знание легитимируется символическим капиталом и степенью индоктринации. Соответственно, система образования смещает свои приоритеты от подготовки профессиональных кадров (экспертов) к индоктринации “когнитивных структур” (как только может и должно мыслиться экономическое).
В результате описанного взаимодействия экономического знания и власти формируется двойная зависимость: экономическая наука, чтобы быть востребованной начинает развиваться в соответствии с целями другой, нежели наука сферы с целью развития эффективной теории и методов, которые бы соответствовали не столько научным задачам, сколько политическим и технократическим целям. За прошедшие 50 лет это привело к кардинальным изменениям эпистемических практик экономистов, что в частности, хорошо видно на примере 5 ключевых системообразующих элементов экономической эпистемической культуры: математическое моделирование (от релевантной репрезентации к самодостаточной инструментальности и превращению в средство придания знания статуса особо ценного, убедительного и т.п.), объективность (от естественнонаучных сциентистских идеалов к субъективизму и ценностной нагруженности), процедуры верификации и тестирования (от понимания ограниченности статистических техник к псевдоэксперентализму и “революции достоверности”), идея “экономического человека” (от теоретической предпосылке к идеологемме) и статус макроэкономики (от эффективного инструмента предсказания и контроля ключевых процессов в национальной экономике к утверждению, что теория в принципе не может предсказывать кризисы).
Движение в этом направлении последовательно ведет к де-автономизация экономической науки за счет размывания границ с другими социальными институтами. И ключевую роль здесь играет подчинение науки экономической логике и производственным задачам, в результате чего “границы между академическим миром и миром бизнеса поступательно размываются”.
За последние 20 – 30 лет ситуация существенно усложнилась. Современная экономическая наука – это скорее, транс-эпистемическая область, расположенная на границе между академическим миром и политической сферой (и имеющим важное значение в воспроизводстве системы власти масс-медиа и бизнесом). Важную роль в функционировании этой транс-эпистемической области играют структуры, которые складываются вокруг институтов формирования и управления экономической политикой – советов, министерств, центральных банков, экспертных центров. Их роль – проведение дискуссий, в рамках которых ученые-экономисты, которые включены в эти структуры, могут занять соответствующую экспертную позицию в отношении определенной идеи и в рамках определенного дискурса, сформировать единое с политиками мнение, получить / упрочить свой символический капитал, которые затем могут ретранслироваться по всей цепочке и воспроизводиться в СМИ, конструируя в рамках социальной реальности согласованное представление об “экономическом”. Отсюда следуют ряд важных выводов.
Первое – ученые (“экономическая наука”) в этой сети выступают как носители “научного качества” и “научной эффективности, но не как носители истины или каких-то гипотез. В этом контексте неинструментальное знание не может стать ресурсом или работать на формирование “академического капитала”. Кроме того, знание, представляемое в форме эконометрических расчётов, математических моделей, графиков (средство объективации, придания наблюдаемого характера), а также принципиально “технологичное” имеет в современном обществе и в рамках сложившейся культуры наиболее высокий уровень доверия. В него легче инкорпорировать оценки (это происходит при отборе материала, выборе проблем и в ходе интерпретации), при этом они как бы десубъективируются. Кроме того, превращение объекта управления в полностью вычислимый и моделирование всех взаимодействий внутри него для получения дальнейших выводов о нем создает “технологии дистанцирования”. Это придает получаемым результатам и делающимся на этом основании выводам объективность, а, с другой стороны, позволяют снимать ответственность – “так показывает модель”.
Второе, – замещение теорий дискурсивными практиками, которые формируются на границе между академическим миром, масс-медиа, политической сферой и бизнесом и постоянная их ре-артикуляция в рамках взаимодействия этих сфер. В отличие от теории дискурс может обеспечить связность самых разнородных и даже противоречащих компонентов знания, информацию и практики из различных сфер, за счет чего создает условия для эффективной коммуникации по теме “экономического” внутри и вне сообщества.
