Журнал “Эксперт”, №36 (1132)
Переход на сокращенную — 32-часовую — рабочую неделю, несомненно, встретит одобрение широких народных масс, особенно по контрасту с прошлогодним повышением пенсионного возраста: работать на день меньше при той же зарплате, кто же откажется? Но заслужили ли мы — страна, сообщество работников — такой праздник?
Прежде всего следует сказать, что четырехдневка — это не экзотика. Скажем, ряд российских автозаводов, как только испытывают трудности с продажами машин, сталкиваются с ограничениями спроса, переходят на укороченную рабочую неделю. Так было в кризис 2009 года, потом в 2015 году. На прошлой неделе руководство ГАЗа объявило о вынужденном переходе на четырехдневку на полгода с октября. Вообще говоря, это хрестоматийный, используемый во всем мире способ сокращения издержек, при котором удается избежать увольнения персонала, сохранения трудовых коллективов.
Но в масштабе страны переход на укороченную рабочую неделю, причем не временный, а бессрочный, есть не что иное, как свидетельство и признание неполной загрузки национального производственного потенциала и, более того, неявное согласие с этим. Фактически мы расписываемся в своем неумении или нежелании загрузить достаточным образом этот потенциал, запустить серьезный экономический рост и создать количество рабочих мест, достаточное для эффективной загрузки имеющейся рабочей силы.
Выдвинутое предложение можно рассматривать как хоть в какой-то мере рабочее, обсуждаемое, исключительно для дискретных производств. Для непрерывных производств переход на сокращенную рабочую неделю будет означать ровно одно: придется увеличивать количество работающих. Медицина, образование, торговля, транспорт, вся сфера услуг — везде понадобятся новые рабочие руки, речь идет о десятках и даже сотнях тысяч новых занятых. Точнее навскидку сказать нельзя — все это требует скрупулезной оценки, только по результатам анализа которой следовало бы принять — или не принять — столь серьезное решение.
Следующий вопрос. А что будут люди делать в освободившийся день? Что касается женщин с детьми, то нет сомнения, что они найдут себе достойное занятие. А вот насчет того, что все поголовно российские мужчины потратят высвободившееся от работы время на гармоничное общение с семьей и личностный рост, у меня есть большие сомнения. Скорее мы получим рост всякого рода асоциального поведения. Да, женщины у нас сегодня перегружены работой вне дома, их неплохо бы разгрузить, перераспределив нагрузку на мужчин. Но как это сделать? Ведь сложились обширные сегменты рынка труда, где заняты преимущественно женщины.
Отвлекаясь от социальных аспектов, зададимся исключительно экономическим вопросом. Может ли сегодня наша страна получить тот же самый объем продукции, работая меньше? У меня есть большие сомнения, что мы в состоянии мгновенно начать работать так, чтобы у нас на 20% выросла производительность.
Теперь посмотрим на проблему со стороны рынка труда. Наши экономические ведомства наперебой доказывают, что у нас дефицит рабочей силы. Именно дисбаланс между сокращающейся армией труда и растущим числом пожилых иждивенцев был выдвинут в качестве одного из основных аргументов в защиту прошлогоднего решения о повышении пенсионного возраста. Переход на четырехдневку, как мы показали выше, приведет к возникновению дополнительного спроса на рабочую силу, указанный дисбаланс еще больше вырастет.
Другое дело, что наш дефицит работников во многом искусственный. В целом ряде секторов работники используются неэффективно, рабочие места некачественные, с низкой производительностью труда. В действительности мы имеем серьезный навес избыточной занятости, фундаментальная причина которого — поддержание мизерной оплаты труда. Обычно считается, что высокая оплата труда должна являться следствием повышения производительности. Ничего подобного! Пока вы не повысите зарплату, вы не заставите предпринимателя так организовать рабочий процесс и так повысить фондовооруженность своих рабочих, чтобы они отбивали свою зарплату с достаточной для него маржей. Первым этот эффект сто лет назад понял и применил на своих автозаводах гениальный Генри Форд. И сегодня в Соединенных Штатах высокая производительность труда прежде всего потому, что там высокая оплата труда.
СССР перешел на пятидневную рабочую неделю полвека назад, в 1967 году. Этот переход имел ряд явных предпосылок. Во-первых, начало 60-х было периодом высокого экономического роста, быстро росла производительность труда. Во-вторых, руководство страны имело четкую цель — сделать жизнь людей более комфортной. Впервые после ужасов войны и тягот послевоенного восстановления хозяйства мы могли себе это позволить.
Сегодня же экономический контекст совсем другой. В действительности наши главные проблемы сегодня — это низкий экономический рост и низкая заработная плата. Утверждать, что переход на четырехдневную рабочую неделю будет хоть как-то способствовать их решению, совершенно неверно. Такой переход, скорее, консервирует сложившуюся ситуацию и даже может усугубить ее. Без скрупулезных расчетов и тщательного обоснования он может привести к крайне негативным социальным последствиям.
